ПОЭЗИЯ Выпуск 11


Борис Ванталов
/ Санкт-Петербург /

Осень Робинзона



* * *

Не в церковь я хожу – на острова.
Последние жемчужины модерна
опутывают ржавая трава,
бетонные заборы Коминтерна.

Легко идти сквозь дачный лабиринт
навстречу ветру Финского залива.
Невы мерцает эластичный бинт,
и жизнь прохладна как жестянка пива.


* * *

На островах живей небытиё,
оно растворено в осеннем променаде.
Летает втихомолку вороньё,
и пустота играет на эстраде.

Руины философские торчат
из праха увядающей природы.
Деревья-книги шелестят.
Не листья здесь пинаешь – годы.


* * *

Давным-давно в ЦПКиО гремела музыка.
Зимой дымились пирожки. Гуляла публика.
С американских гор, вопя, катились школьники,
и в белых фартуках тогда стояли дворники.
Повсюду продавались раскидайчики,
речные бегали трамвайчики,
и были мы пушистыми как зайчики.


* * *

Морской проспект фатально пуст.
Троллейбусы не чаще всплесков духа.
Над золотом дрожит валютчик-куст:
всё заберет зима-старуха.

Насилуют пространство бегуны,
гребцы каналу вспарывают брюхо,
трамваи с Петроградской стороны,
как насекомые, в мое вползают ухо.

По островам ступает Робинзон,
не с Пятницей, но с преданной бутылкой.
Желтеет Поднебесная – газон,
и падший лист вступает в связь с затылком.


* * *

Крестовский остров – вотчина Басё.
Развалины прекрасного далёка.
Спасибо, прошлое, за всё,
с тобою нам по-детски одиноко.

Я завершаю свой маршрут,
и жертвенное пламя листопада
притихший озаряет пруд...
Лягушки вымерли. Так надо.


* * *

Дуб Петра Первого умер,
а я его помню живым.
Вместе с бабушкой русской
часто гулял под ним.

Дуб Петра Первого умер,
теперь это пень давно,
нет больше бабушки русской
и много еще кого.


* * *

А на Елагином пирует тишина.
Река в залив течет устало.
Здесь пьян бываешь без вина.
И Летний театр кажется Поталой.


* * *

Острова – это просто стихи,
где слетают с деревьев фонемы.
Облака словно рифмы легки,
и давно отцвели хризантемы.
Здесь не надо искать ничего,
ты свободен, свободен как птица.
Но сознанье свободней всего, –
ни журавль оно, ни синица.
Это музыка дальних морей,
это шорохи вечного сада...

Вдоль аллеи плетется еврей,
выпадая из общего ряда.


* * *

Перед тьмой и космическим холодом
вдруг взрывается мир красотой:
каждый атом становится золотом,
каждый лист – безупречно святой.

По законам осенней алхимии
утонченные льды октября,
снегопада летящие линии
превратиться должны в снегиря.


* * *

Ноябрь. Первое число.
Деревья голы как скамейки.
Куда все листья унесло,
кто пропил осень до копейки?!

Теперь притащится зима,
с ней летаргия на полгода.
В потёмках будет грызть дома
тварь петербургская – погода.


* * *

Проходят лето и зима,
проходит осень и весна проходит.
Проходит всё, но остаётся тьма,
в которой что-то колобродит.

осень 1998 г.



Назад
Содержание
Дальше