| ПОЭЗИЯ | Выпуск 16 |
|
* * * Фразы мечут стихи, как сомы – икру, ведь недаром и речка – все та же речь: пескари да лещи шебуршат вокруг, а хотелось увидеть бы – рыбу-меч. Но сейчас у них нерест, у рыб и фраз, потому-то и лезут на мой рожон. Подцепляю их рифмой, и в строчку – раз! Хорошо я сегодня вооружен. В этих слизистых точках таится то, что окажется после такой ухой, от которой желудок не сыт – зато голова набекрень и язык сухой. Дважды в речь, как и в речку, вступить нельзя, ибо в первый же раз – не взмахнешь веслом, а утонешь, по дну башмаком скользя, упырем зеленея средь рыб и слов... Фразы мечут стихи, как сомы – икру, успевай лишь подставить зрачок и рот... Только странная нынче вода вокруг – то ли слезы соленые, то ли пот. 2001 Ржавчина ...Так давно ничего не писал, что даже трудно представить, что когда-то умел это делать... – Будто статуя очнулась, вышла из Эрмитажа, вернулась домой, где не была – лет девять; смотрит на себя в зеркало, не узнает, плачет; пытается побриться, да лезвие заржавело; но в кошельке – двадцать копеек: значит, жизнь продолжается; где-то передают Равеля...; идет в гастроном: булка, кефир; ест стоя; возвращается, напивается из-под крана; ищет бумагу; отрывает кусок обоев, шарахается от выскочивших тараканов, находит огрызок карандаша со стажем, выводит каракули, напрягаясь всем телом... ...Так давно ничего не писал, что даже трудно представить, что когда-то умел это делать... 2000 * * * Между мной и тобой легли двадцать тысяч цветовых лет – измеряй их хоть в красных ли или в сине-голубых лье. У тебя – заалел восток, апельсин в небесах повис; у меня же – ночной восторг, фиолетовый аметист. Может, стоит насквозь пройти эту радугу, арку, лук, чтобы встретить на полпути бесконечный зеленый луг: запах яблочного тепла, яшма яблоневых колонн... Ты прошепчешь: гора Пэнлай. Я подумаю: Авалон. 2001 * * * ...Господи Боже, какой минор, экая тема, мечта Шопена... День расстилается до-ми-но – цепью костяшек обыкновенных... Так отчего же такая грусть заполонила туманом тело? Так отчего же так тяжек груз: дубу – корона, царю – омела? (Бог половин, четвертей, октав; вечное эхо, восьмая нота; на контрабасе ли том креста римским смычком тебя вызвал кто-то?..) ...Боже, так что ж это ты сыграл? вальс для хамсина? собачью фугу? детский этюд для стрельбы с бедра? два ли дельфина зовут друг друга? Что за минор, слезодер, иприт в легкие рвется, испортив вечер? Что за соната вовсю звучит напоминаньем, что я не вечен?.. 2001 * * * ...Предвкушаю (заранее то есть ем, в пустоту поплавком окунув язык) – но не сделано тесто, не сварен крем... Разведем руками и скажем "дык!". Мы, об стенку стуча головы мячом, заработав мигрень и, частично, плешь, – убедились, что то никудышный лом. Лучше ляг на диван, отдохни, поешь. Это лень, и обидчивость вместе с ней, виноваты, что сил у нас больше нет, что когда-то писали мы Песнь песней, а закончилось все "суетой сует". Мы привыкли, губу раскатав, мечтать, но мизинец, калачиком свившись, – спал. Нас не примут ни в Штаты, ни даже в штат. Мы не сможем СЕКАМ отличить от ПАЛ. ...А когда-то вставал в пять часов утра (и не лень же ведь было – так нет, не лень) чтобы, рифмою будущих злых утрат, провожать мне твою недотрогу-тень... Помнишь, снежная пыль холодила лоб, мы вели утомительный старый спор... Я тогда, поскользнувшись, упал в сугроб. И не вылез, по-моему, до сих пор... 2001 * * * …Говорят, Фридрих Ницше был сильно влюблен в Лу Саломе, странную барышню из России… Была ли она блондинкой, с волосами, как лен, или брюнеткой в джинсах – что там тогда носили?.. Говорят, он сделал ей предложение, признаваясь смущенно: "Спинозу и даже Канта променял бы разом на блеск движения белых рук, поправляющих узел банта… Философия, в общем, не стоит объятия, передачи тепла, поцелуя во тьме вокзала, – и пошла она к черту, к фатеру или к матери, понимаешь, Лу?!" – Но она ему отказала. Ну и правильно сделала. В плане "любви к судьбе"… Да, Ницше, конечно, лох, ботаник и лапоть. Но в чем-то он прав… Я все так же стремлюсь к тебе, словно к солнцу. Остается одно – не плакать. 1998 * * * Как поздно я понял, что запах и цвет важнее цены, и престижа, и вида; что все, что ни есть, состоит из примет, у Бога работая знаком и гидом... Как поздно я начал язык понимать седой паутины и рыжей мастики; как поздно я понял, что значит примат материи, что-то бормочущей тихо... Как поздно – но все-таки, все же и я сумел, замолчав, краем ухом расслышать, как кто-то, в молекуле каждой живя, сентябрьским дождем барабанит по крыше... Oдин "Did he who made the Lamb make thee?" W. Blake, "Tyger" "Где тот, на чьей ладони я живу, Чью плоть топчу без устали и нагло? Кто – великан ли инеистый, маг ли – Окрасил нежно неба синеву? Кто дал траве ее зеленый цвет? Кто поселил людей в Срединном Мире? Кто крошками кормил – ручных валькирий, Забот других как будто больше нет? Кто создал радугу, согнул ее в дугу, В глаза мои ее осколок вставил?" – Ответы мы получим, но – в Валгалле. Пока что же об этом – ни гу-гу. 2001 * * * ...Не просто – легкие, и печень, и перестук сердечных камер, а – путь Коровий, Козий, Млечный, а – космос, длящийся веками! Там правит ночь, там нет рассвета, лишь восхитительно мерцают планеты, солнца и кометы, омытые недавним чаем. Как славно думать: в этом теле не просто пустота и ужас – миры в нем, плавно и бесцельно, плывут по бесконечной луже... Я горд собой, я планетарий, я – бесконечно интересен; я – герметическая тара, во мне есть нечто от Гермеса... Я – кошелек своей Вселенной, и места ей во мне – хватило. Я – человек обыкновенный, что движет солнца и светила! 2001 * * * "– Зачем ты стоишь на игле?.. на игле?" "– Малыш, разобьешься! а ну-ка, слезай!" "– Слезай, самозванец! давай, не наглей!" "– Смотрите, он плачет! смотрите, слеза!" "– Не слезу с иглы я... с иглы я... с иглы... Она заменила хребет мне спинной. Я буду смотреть, как плывут корабли, и тени своей любоваться длиной..." "– Зовите пожарных! Держите брезент!" "– Ну, кто тут мужчина? Снимите его!" "– Была не была! А, долезу в момент!.. Да что за оказия! Тут – никого..." ("– А нас – легионы на этой игле. Мы бесы, и ангелы, и флюгера... Мы по уши в этой забавной игре, хотя это вовсе для нас не игра... Дебюта не помним, конца же всё нет – один бесконечный, глухой миттельшпиль. Над нами плывут сочетанья планет, но дом наш – вот этот заржавленный шпиль. Стегают нас розгами пьяных ветров, и солнце впивается в сочную плоть... Мы этого города крыша и кров. Нас даже Иакову не побороть. Иди без стеснения к нам, новичок. Ты знал, где искать нас – смотри, не спасуй... Подставь же истертое лямкой плечо под тяжесть невидимых зрению струй".) 2001 |
|
|
|