| ПОЭЗИЯ | Выпуск 22 |
|
Исчезновения Исчезают предметы с глаз - карандаш и ластик только что здесь были - взглянул в окошко: "птичка там или рыбка?" - оглянулся - здрасьте! - нет как нет - и скатерть почему-то в крошках. Исчезает жизнь - зияют ее пустоты. Память молью трахнуло, вытерся полушалок. Только что здесь, кажется, было что-то: бросало в дрожь и дышать мешало. Хорошо еще: писать научили - строчки писем вежливых, этих стишков ненужных пристегнут к листу, приторочат старый флигель, сад, поцелуй воздушный. Из квитанций, марок, билетов - выжать Дождик подслеповатый… И все, пожалуй. Вот когда бы красную розу на шелке вышить, Приметать ее намертво - чтоб не сбежала. Полуинтеллигент 1 Все боялся обидеть, толкнуть, ненароком задеть, извинялся и кланялся, втягивал шею по-птичьи. Стыдно в лица глядеть, стыдно старые туфли надеть... Жизнь пропала, чудак! Ни к чему соблюденье приличий. То ли был мягкотел, то ли просто как лучше хотел... Все как лучше хотел - ну и где твои лучшие годы? Ах, не пил, не курил, не ходил, не свистел, не хотел и свободы не знал. И уже не узнаешь свободы! Пусть тебе перелетные птицы помашут в окно! Пусть в окошко твое перехожие стукнут калики. Уезжай далеко - здесь не любят тебя все равно, уезжай далеко - и сними на окраине флигель. И наймись в сторожа - раз в три ночи ты будешь ходить в колотушку стучать у забытого склада и прибившейся кошке - а кошка прибьется! - твердить, что теперь наконец ничего тебе в жизни не надо. А вернувшись, запрись на четырнадцать ржавых замков, и еще запасись парой пачек хорошего чаю, и строчи свои письма ста дурам в страну дураков. Пусть они в телеграммах тебе "Сам дурак!" отвечают. 2 Что за сила дощатый вагон повлекла по стальной, по железной дороге? По откосам в тоске и тревоге залегает незрячая мгла. Рыжий грузчик в слепое окошко глядит на текучие эти просторы. Он три ночи не спит, бочки он сторожит, в них соленые спят помидоры. Что твердит про себя он? - "Художник, не спи". Больше мы ничего не расскажем. Снег соленою коркой залег по степи, словно выпот на крупе лошажьем. Эк тебя занесло! Погоди, не балуй! Губы треснули, щиплется ранка... Сколько соли в судьбе! То ли был поцелуй, то ли пиво - и к пиву таранка. То ли звезды тебя высекали резцом, то ли выбросил космос в осадок. Цепенеет в кадушках российский рассол, слышно ржанье железных лошадок. Но тебя занесло... Не пророчь, не готовь - что назначено, нас не обминет, и в крови твоей соль не застынет, потому что тепла твоя кровь. * * * О друзья, воспетые когда-то! Отшуршали наши шуры-муры, как слепые слепки самиздата с мировой затрепанной культуры. Там сползают в полночь на карачках чьи-то тени с моего крылечка, а в ногах моей постели брачной доктор Фрейд стоит - и держит свечку. Так иду расхлябанной походкой с вечеринки - к смертному порожку, а навстречу мне с улыбкой кроткой доктор Юнг глядит - и гладит кошку. Белая ромашка В дни поздней осени, промозглой и нервозной, вороний карк злым кашлем мучит парк, и чувствуешь себя слегка туберкулезным, и лучший друг - то Чехов, то Ремарк. И в графике ветвей - рентген дырявых легких, и псы на поводках кавернами хрипят, на вдохе-выдохе - сипение и клекот, и продано авто, и умирает Пат! Сестра писателей - чахоточная осень. Не обещай мне, бедная сестра, сна на террасе в - как его? - Давосе. Нет, не про нас Волшебная гора. Мы - воины. И умираний длинных - Нет, не про нас! - и роскошь, и печаль. В троллейбусе или на поле минном нам коротко споет железный нахтигаль. Склонясь над койкой ржавою подвальной, нам Флоренс Найтингейл подаст воды глоток. О, этот кроткий ангел госпитальный! - она и соловей, она же и цветок. * * * Если деньги бы мне - не один голый понт, я в душе бы устроила евроремонт. Всюду кафель, а в центре - где сердце как раз - я поставила бы голубой унитаз, и спускала бы воду раз сорок на дню, и твердила: "Теперь никого не виню". А пока что в душе у меня кавардак, и в подпол закатился последний пятак, и себя волочу, словно груду тряпья, и завидую всем, кто не я. Сковорода Меж простодушным "ага" и корректным "да" разница есть - но не трещина, не провал. Из-под земли философ Сковорода хвастался: "Мир ловил меня, но не поймал". Много ли толку в холодной сковороде? Мне - жаркие шкварки, смачные пузыри… Нет аппетита в твоем никаком нигде? Стикс тебе в помощь, выпей - не говори. Божья коровка, певчая стрекоза, - я опускаюсь с доверием на ладонь. Едем! Кондуктор, не жмите на тормоза! Я ведь сама, сама… Не обидь, не тронь. В салочки с миром играем? И пусть, и пусть! Раз извернусь - но позволю себя поймать. Рыжей лисицей в железный капкан попадусь, лапу себе отгрызу, но вернусь опять. В розовых шортах трушу старушонкой седой… Жаль одного, - что пробежка так коротка. Вслед мне покрутят пальчиком у виска все, кто накрылся холодною сковородой. Опасаясь повтора… Опасаясь повтора, не лучше ли нам промолчать? Снова в грязную лужу заплыл твой бумажный кораблик. Не сумела набраться ума - на кого же серчать, если ты в сотый раз наступаешь, мужичка, на грабли? Вижу надпись на камне: "Подохнешь, куда б ни пошел". Я ль соседей залью, иль соседи меня заливают… - Сделай этак - и будет тебе хорошо. - Эва, барин! У нас хорошо не бывает. Можно сделать ремонт, даже шифером крышу покрыть - все равно не уйти от чьего-то недоброго взора. Столик мой угловой. Я бармена прошу повторить, опасаясь повтора. К… Снова, мама, ты в печали, снова, мама, я в бреду. Что ли, мама, выпьем чаю или водки на меду. Выпьем, бедная подружка, выпьем, почему бы нет? Вот подарочная кружка - из Америки привет. Мы смешаем все привычки, мы разделим боль и страх и, как старые сестрички, отразимся в зеркалах. |
|
|
|