Вера

Поваляева Светлана стала верить в Бога. Она сама бы до этого не дошла, если бы не назойливость бабки Насти. Той уже за восьмой десяток перевалило, и ходит она с трудом, опираясь о костыль, а до церкви версты две надо отмахать. Как одной управиться? Вот и попросила она Светлану пару раз проводить. Мягка та на характер, не смогла отказать в просьбе. А посетив церковь, и сама начала потихоньку верить. Смотрел на жену Николай и стал замечать: изменилась она не только внешне, но и внутренне. Теплота и свет стали исходить от неё. Как-то Светлана, видя к себе внимание, приступила к нему, с болью в сердце говоря:

– Что ж ты делаешь? Когда ж ты жизнь распутную оставишь? Посмотри, во что ты её превратил? Зашёл бы хоть раз в церковь да помолился.

– Подожди немножко. Дай сначала оглядеться.

Николай и сам не раз задумывался о Боге, когда после очередного «веселья» просыпался и понимал: что-то не то творится в его жизни. Но не успевал оглядеться, поскольку житейская суета опять затягивала его.

А тут ещё с утра, когда наступает самый сладкий сон, Светлана повадилась вставать и молиться. Стерпел бы это он, но когда жена в очередной раз, несмотря на выходной, с шести утра приступала к молитве, не удержался и, оторвав голову от подушки, возмущённо произнёс:

– Ты б на кухню шла и там молилась.

Она миролюбиво ответила:

– На кухне нельзя. Иконы должны висеть в красном углу. А он в нашей спальне и, как полагается, на восток смотрит.

Промолчал Николай, но досада от прерванного сна осела на сердце. И после каждого выходного дня она усиливалась, готовясь в любой момент выплеснуться, но не на жену, а на бабку Настю.

И в один субботний вечер, когда Светлана ушла в церковь, он направился к другу, Мишке Рухову. Когда они посидели, поговорили по душам и, конечно, выпили грамм по сто, а может немного больше, никто не считал, он отправился домой. В это время закончилась служба в церкви, и народ, в основном преклонного возраста, повалил на улицу.

– Коленька! – услышал он скрипучий женский голос. Опираясь об руку его жены, с паперти спускалась бабка Настя. – Что ж ты, миленький, мимо цэрквы пробегаешь? – осуждающе взглянула она на него.

– Другой дороги нет, – недружелюбно процедил он сквозь зубы и нервно дернул щекой.

– Нехорошо, Коленька, цэркву-то забыть. Грех на душу берёшь.

Николай взорвался:

– Что, в Бога верить стала? Видать, забыла, как девкой в красной косынке по деревне бегала?

– В какой косынке?

– Когда с уполномоченным любовь крутила.

– Ишь, что удумал, – поняв подвох, бабка прикинулась непонимающей. – Тебя тогда ещё на белом свете не было, а ты плетёшь, что ни попадя. Всякую напраслину наговариваешь. Что честной народ-то подумает?

– Меня-то не было, зато отец был. Он ребёнком на печи лежал и видел, как ты шуры-муры на кровати с уполномоченным разводила.

Вокруг начал собираться народ.

– Замолчи, дурак! Замолчи! – взбеленилась бабка, и это ещё больше подхлестнуло Николая.

– А теперь она, видите ли, в Бога ударилась верить! Ну, верила бы сама, но зачем жену мою столку сбивать? – вопрошающе повернулся он к народу.

– Коленька, опомнись! – Светлана, лишив бабку опоры, бросилась к мужу. Та зашаталась, но устояла.

Но он уже не мог остановиться и, отстранив жену в сторону, подался вперёд и повысил голос:

– Грехи она, видите ли, решила замаливать! А где ж ты раньше была и что думала, когда кресты с церкви срывали?

– Врёт он всё, добрые люди! Всё врёт! Не срывала я!

– Не ты ли тогда по деревне бегала, и народ на это подбивала?

– Врёшь!

– А за что твоего уполномоченного Бог покарал? Не за кресты ли? Все помнят, – задрожал голос Николая, – как его дочь скинутым крестом к земле пригвоздило…

– Врёт, люди добрые! Всё врёт! – растерявшись, продолжала кричать бабка.

– И как Бог твоего уполномоченного ума лишил! Смотри, как бы теперь твоя очередь не настала.

– Ах ты, нехристь окаянный! – не находя, что ответить, двинулась прочь бабка. Светлана поспешила за ней, чтобы поддержать её под руку. – Чтоб язык у тебя отсох! – через плечо бросала она проклятья. – Чтоб зенки твои на лоб повылезали! Чтоб ты в гробу себе места не нашёл! Чтоб мне не видеть тебя вовеки веков!

– Скоро, очень скоро не увидишь, – почувствовав победу, перешёл на спокойный тон Николай. – И не передо мной будешь оправдываться. Там-то всё припомнят, – ткнул он указательным пальцем в небо.

– Тётка тя загнети! Вынянчила на свою голову! – донеслась бабкина досада.

Бабку Настю, несмотря на то, что она доводилась ему двоюродной, Николай невзлюбил с детства. Не она ли пугала его волками, когда он был малышом? Не потому ли он вскакивал среди ночи и кричал? Сама же добровольно оставалась с ним за няньку, когда родители уходили на работу. А когда возвращались, то наговаривала им на него, а те устраивали ему трёпку. А теперь вот и сна через жену лишила.

Домой он пришёл в приподнятом настроении, а Светлана вернулась сумрачной. Николай попытался с ней заговорить, но та сердито молчала. Незаметно её настроение передалось и ему. Поэтому остаток вечера провели в молчаливой ссоре. И когда Светлана легла спать, сделала вид, будто не замечает мужа. Но Николая не мучили угрызения совести. Он сразу уснул. А когда проснулся, жены уже не было дома. «Опять ушла на службу», – только и успел подумать он, как Светлана не вошла, а ввалилась в двери. У неё дрожали губы и тряслись руки. Лицо было худым и бледным. У Николая опустилось сердце…

– Радуешься? – с раздражением бросила она.

– Чему? – не понимая, спросил Николай.

– Это всё из-за тебя, нехристя окаянного, бабка Настя с ума сошла! Выгляни в окно! Всё село гудит. Только ты, боров, лежишь и ничего не чувствуешь.

Оскорбление Николай пропустил мимо ушей, уловив только то, что бабка сошла с ума. И переспросил:

– Как, совсем?

– Даже службу из-за этого отменили. Батюшка к ней побежал.

– Ну а я-то тут причём? – пожал плечами Николай.

– А кто ей это накаркал? Не ты ли? Об этом всё село говорит, и все на тебя пальцем тычут!

Представив, как односельчане тычут в его грудь и с упрёком говорят, мол, это ты виноват, Николаю стало неуютно. Он съёжился, но ненадолго. Через доли секунд оправился и с неподдельной искренностью произнёс:

– Да не хотел я этого. Всё само собой получилось.

– Само собой, но только сказано тобой! – продолжала Светлана.

– Она что, на людей бросается, или ещё хуже?

– Себя не помнит. Господи! Помоги нам грешным! – сложив руки лодочкой, Светлана умоляюще уставилась в потолок.

– Если бабка грешна, то поможет ли ей Бог?

– Да ты теперь за себя молись, а не за неё, – таинственно зашептала она. – Сначала ты её проклял, а потом – она тебя.

Николая охватил озноб: «Вначале я её проклял, потому она первой сошла с ума, а потом она меня, и теперь я…» – неожиданно ворвалась ему в голову догадка. И он с ужасом округлил глаза и прикрыл рукой рот.

– Что я с тобой делать буду, когда ты с ума сойдёшь?

– А может, до этого не дойдёт? – дрогнул его голос.

– Молись вместе со мной, чтобы этого не произошло.

Николай побледнел и по примеру жены устремил взгляд на потолок. Светлана что-то зашептала, шевеля губами. Николай стоял молча.

– Ты чего не молишься? А ну, давай! – потребовала она.

– Я не знаю, как. Меня этому в детстве не учили.

– Так ты и молиться не умеешь?

– Надобности не было, потому и не научился. Научи, если можешь, – как незадачливый школьник, потупил взор Николай.

– Хорошо, научу. Прямо сейчас. А потом приступим к изучению Святого Писания. Смотри и повторяй за мной, – сказала она и начала произносить слова молитвы: – Господи, помилуй меня грешную…

Николай, смущаясь, начал повторять за женой. При этом старался не отстать в движениях, когда та крестилась.

После окончания молитвы Светлана достала из комода Библию, полистала её и, найдя необходимую страницу, сунула раскрытую книгу ему в руки:

– На, начни с заповедей Христовых.

Николай осторожно взял Библию и, пройдя к столу, сел на стул и положил Библию на стол. Светлана расположилась напротив. Какое-то время он читал молча, шевеля губами, а затем недоумённо произнёс:

– Я что-то никак эти заповеди в толк не возьму.

– Так ты что, сразу захотел? Нет, дорогой мой. С наскока не получится. Тебе ещё мно-огое, – нараспев заговорила она, – будет непонятно. Так что наберись терпения. А что непонятно, спроси у меня.

– Ну вот, например: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя», – здесь он прервал чтение. – Что ж получается? Так и глаз не напасёшься. Слепым станешь. Или ты мне с закрытыми советуешь ходить?

– Нечего на кого попало пялиться. Ты лучше на меня смотри, – только и смогла объяснить Светлана.

– Или вот, – Николай опять уткнулся в Библию и начал читать вслух: «И кто женится на разведённой, тот прелюбодействует». Я-то на тебе разведённой женился. Что же, получается, бросить мне тебя надо?

У Светланы неожиданно похолодело внутри.

– Это, смотря как разведённая. По своей воле или нет. А ты сам знаешь, почему я развелась, – подумав, ответила она.

– Или вот: «А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую». Так ведь и до смерти забьют.

– А ты не задирай, никто и не тронет.

– Или вот: «И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду». Что ж это получается, других одень, а сам голым оставайся?

– От одной одёжки не обеднеешь. У тебя вон сколько в шкафу имеется.

Николай читает дальше:

– «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». Ну, нет уж! Так не пойдёт! Не могу я с этим согласиться, – прикрыв Библию, запротестовал Николай.

– Я вижу, ты хочешь, как бабка Настя, с ума сойти! Кто её проклял? Забыл? Так помни, что и ты проклят! Читай дальше! – требует Светлана.

Николай открыл Библию на первой попавшейся странице, с неохотой начал читать, а потом его глаза ожили и стали быстро перемещаться по строчкам. Видя, что муж проявил живой интерес к чтению, Светлана радостно заулыбалась и, как бы желая помочь, наклонилась вперёд. Но тот, прищурив глаза, запротестовал:

– Ну, нет уж! Извини-подвинься! Чтоб забыть отца и мать?! Я с этим не соглашусь никогда!

Захлопнув Библию, он решительно встал. Радость Светланы мгновенно сменилось на растерянность. Она сразу не нашлась, что ответить, поэтому посоветовала:

– Так если что непонятно, пойдём к батюшке, он всё растолкует.

– Не пойду!

– Так он же всё тебе растолкует и на путь истинный направит.

– Себя бы направил. Забыла, как он в доме, за который не рассчитался, все стены изнутри издолбил?

– Так это он не для себя старался, а во славу Божью деньги экономил.

– Нашёл чем славить Бога! Хотел честных людей опозорить, чтобы меньше за приведённый в негодность дом заплатить! И ради чего?! Ради какой-то копейки! А ты – «к батюшке», – с издёвкой передразнил Николай жену, чем больно ударил по её самолюбию.

Они поссорились. Жена ушла. А куда – не сказала. А через час прибежал сосед и подавленно сообщил:

– Твою Светлану в район увезли.

– Когда? – у Николая затряслись руки.

– Полчаса назад. Сердце у неё отказало. Но она дышит, – добавил он страха, хотя попытался успокоить.

Но Николай не слышал последних слов. Выскочив из дома, побежал по селу. Куда и зачем бежал – этого он не понимал. Только перед его глазами стоял образ жены, и он, обвиняя себя, шептал:

– Это я виноват! Это я! Ненавижу! Ненавижу!

В какой-то момент он поднял руки к голове, уцепился за волосы и с остервенением начал их рвать. Не он ли, такая сволочь, жене изменял? И правильно, что она тогда, когда у Катьки Поваляевой на хате его в трусах застукала, схватила снизу и сдавила изо всех сил, да так, что он на цыпочки встал. И напрасно обижался, что на глазах у всего честного народа она его в таком положении до дома довела. И вырвать надо было всё с корнем, не говоря о глазе! Зачем теперь всё это ему без жены нужно! А сколько раз его в милицию на пятнадцать суток забирали? Не сосчитать! И какого было ей – жене? Сердце она не за себя, а за него, переживая, надрывала! И зачем он из-за какого-то пустяка, из-за слова незначительного накидывался на обидчика, вместо того, чтобы сдержать пощёчину? И одежду ещё новую выкидывал на помойку, вместо того, чтобы раздать неимущим…

– Стой! – преградив путь, кто-то цепко схватил Николая за плечи, остановив его безумный бег и круговорот лихорадочных мыслей.

Подняв глаза, он увидел Витьку Кашина, напарника по бригаде.

– Что это с тобой? – тревожно спросил тот.

– А?! – пытаясь сообразить, Николай закрутил головой по сторонам.

Неожиданно в глазах появилась осмысленность и он, с хрустом сжав челюсти, повернулся и побежал домой, монотонно повторяя сквозь зубы:

– Гадок. Гадок. Гадок…

Забежав в дом, он подскочил к Образам и со всего маха пал перед ними на колени. Из-под сдвинутых бровей направил страдальческий взор на иконы, ударил себя кулаком в грудь и закричал:

– Господи! Прости меня, грешного! Лучше убей меня гадкого! Но не трогай жену мою!

И из глаз его потоком хлынули слёзы.

– Что это с тобой? – услышал он за спиной голос и, обернувшись, увидел жену.

– Так ты жива? – удивлённо спросил он.

– А что со мной сделается? Я только за село сопроводила бабку Настю и назад. С сердцем у неё плохо. Всю дорогу кается в своих грехах.

«И надо же прийти таким мыслям», – язвительно подумал Николай, подошёл к окну и отрешённо уставился на улицу.