| ПОЭЗИЯ | Выпуск 80 |
|
* * * Развивая Драгомощенко и Целана, можно долго снимать эту цедру с новогоднего апельсина, оставаясь как бы уместным на празднике современности… Мы вышли в стылый подъезд, где ничего, кроме обшарпанных стен, обсыпавшейся штукатурки с письменами былых племён, где гул батарей и труб перекрывается разве что лифтом, курсирующим по вертикали – между небом и землёй, ограниченными чердаком и подвалом. Здесь нет запаха апельсина и порезанных в плошки салатов – слишком много дверей, за которыми тоже есть жизнь, а, может быть, смерть – со своей аурой быта, слишком много пыльных пространств, где бывать и швабре-то недосуг. Здесь бездомная кошка трётся боками о ноги, и, видимо, тусклая лампочка получает вот так электричество… Здесь можно поговорить, не стараясь перекричать и не прося сделать музыку тише. Считая ступеньки на лестничной клетке, не думай о критериях шага – просто ступай вверх или вниз. Не надейся, что нас позовут обратно в квартиру – там свои разговоры, там ждут каких-то гостей спешащих из аэропорта. Лучше давай вспомним нашу любимую песню, ведь целую вечность уже не пели в подъездах, а потом украдкой начнём целоваться, как хмельные подростки… * * * Жесть, жесть, жесть… Ножницы по металлу. У бездомной собаки вздыблена шерсть, но язык у неё снова алый. Стоим на ветру, на ветру – раскидисты кроны воздуха. Вкус жжёного сахара в иссушенном рту – будто липкий критерий голоса. То ли трамвай по лицу, то ли просто – на заиндевелом стекле написаны строки, чья суть – тяготеет к продрогшей земле. Сам по себе дверь – насквозь, печёное яблоко – мягкое для ножа. У этого глобуса сломана ось – мир катится – так как шар – в туманы керамики – битой в пыль… Улов – вновь богатый кефалью, но не легки думы ловца, которому ил выстлал прибрежное дно. Город – субстанция макрокосмоса, показанная в кино, что кажется слишком косной… Жесть, жесть, жесть… Грубые контуры, зябкий металл. Жизнь – будто античная месть в эпическом мифе, где какой-нибудь папа Дедал – мастерит журавлиные крылья для чада под потоками солнца. Впрочем, сколько бы мифы мы не изучали – наш непроглядный социум кажется варварским берегом. Стоим на углу – слушаем чью-то речь, что привыкла спешить бегом в каждую явную брешь… Ножницы по металлу режут и режут – но по-прежнему тайна, что вырезается ими, по-прежнему. Жесть, жесть, жесть… Говори – не молчи, не молчи – пока слух наш сермяжная правда ест, распознавая в нас только харчи. |
|
|
|