Судьба хипстера в Украине

Рецензия на роман Елены Мордовиной «Баланс белого» (Каяла, 2018)

Образовались такие люди – хипстеры. Везде они есть, например, сидят в московских кабаках в подвёрнутых штанах, дымят вейпами, а послушаешь, что говорят, так дурно делается, ничего не понять, во-первых, больно речь сложная. Во-вторых, боязно подслушивать, неровен час, заметят тебя и разозлятся, а они страшные все, бородатые, что твои кубинские повстанцы.

Из Украины, когда-то братской, а теперь по известным причинам отделённой от нас валом неприязни, периодически поступают слухи, что хипстеры завелись и там, собственно, роман «Баланс белого» эти слухи и подтверждает.

Начинается роман потрясающе, так, что дух захватывает. Героиня, студентка-биолог, девушка с еврейскими корнями из неблагополучной семьи (видимо, для зачисления в отряд хипстеров это всё – как рабоче-крестьянское происхождение для вступления в большевики) лечится в психушке, оттого, что ушёл молодой человек по имени Богдан. Повествование поначалу исполнено разлитой тревоги, ты испытываешь сопереживание и проникаешься, ждёшь рассказа, думаешь, как же ты, милая, до такой жизни дошла. А нам выдают информацию очень аккуратно, оставляя массу недосказанности, и ты проваливаешься в повествование с головой. Богдан, оказывается, студент театрального, торчок и жулик (впрочем, а чего вы ждали). Но основной эстетствующий тут другой, это Ольховский. Ольховский занимает наше внимание и время, и мы узнаём, что он тощий татуированный хлопец с распятием и ладанкой на шее, что его дом – что-то среднее между складом прикольного барахла и сексодромом, что слушает он Иму Сумак, перуанскую звезду 60-х, певшую, как терменвокс, а также африканские барабаны, сушит базилик, варит кофе с солью и вообще, он прикольный. Девушка тоже простотой не славится, она носит с собой игрушечного мишку, жестяную коробку с черепами полёвок и страдает тревожным расстройством. Они будут заедать пиво апельсинами, пить коньячок из фляжечки, спать в канавах, курить анашу и побаиваться простецов, которые заполняют мир за пределами киевских уютных ресторанов. Эти простецы тоже заслуживают упоминания – измазанные нефтью монстры, питающиеся водкой и огурцами, агрессивные мотоциклисты, просто пьяницы, сторожа, у которых отрублены пальцы, проигранные на зоне в преф, жуткие старухи и т.д. Если кто-то из них держит собак, то эти будут адские щенки из романа Стивена Кинга, везде будет грязь и смерть – трупы утопленниц, нищие, иногда, правда, попадается что-то действительно интересное, например, туркмены и цыгане.

И становится не по себе от одной мысли – неужели Герберт наш Уэллс угадал? И мир уже поделился на элоев и морлоков? Элои, напомню, доведённый до предела образ буржуа, конечная точка эволюции класса, когда им уже не нужно никого эксплуатировать. Элои ярко одеваются, живут в обветшалых древних домах, питаются фруктами, эмоционально незрелы, игривы и веселы, боятся темноты. Но отчего-то у мира будущего от английского писателя-социалиста нет даже малейших намёков на симпатию.

Хипстерство, простите за неологизм, буржуазно до мозга костей, но тут отсутствует самое важное, и, пожалуй, то единственное, за что буржуазию приходится ценить – хипстеры ничего не производят. Им это и не нужно, они, как элои, живут в развалинах, оставшихся от предыдущих эпох, и питаются тем, чем делятся морлоки – огурцами и грибным супом, в котором плавает яичный белок.

Повествование становится беспросветно скучным, как раз после того, как выясняется – тема белого страшного порошка, супернаркотика, способного убить массу людей, продолжения не получит. Психушка тоже – должна лишь оттенять страдания самки хипстера, заключающиеся в том, что она – слишком тонка, слишком высокого полета птица для этого скорбного мира. Но, простите, сколько раз мы это читали? «Я еврей (еврейка) и мне одиноко в этом мире». «Я гомосексуалист (лесбиянка) и мне одиноко в этом мире». «Я вегетарианец, вегетарианка, йог, йогиня, шизофреник, шизофреничка, пацифист, пацифистка, наркоман, негр, инвалид и т.д.». Это очень старая, как оказалось, песня, и обещает быть вечной.

«Я всегда держался того мнения, что люди эпохи восемьсот второй тысячи лет, куда я залетел, судя по счетчику моей Машины, уйдут невообразимо дальше нас в науке, искусстве и во всем остальном. И вдруг один из них задает мне вопрос, показывающий, что его умственный уровень не выше уровня нашего пятилетнего ребенка: он всерьез спрашивает меня, не упал ли я с солнца во время грозы? И потом, эта их яркая одежда, хрупкое, изящное сложение и нежные черты лица. Я почувствовал разочарование и на мгновение подумал, что напрасно трудился над своей Машиной Времени».