ПОЭЗИЯ Выпуск 10


Лев Дановский
/ Санкт-Петербург /

Ночью в Твери на вокзале...



* * *

Ночью в Твери на вокзале
Дыма летящая прядь.
Что вы, диспетчер, сказали?
Я не могу разобрать.

Гулкий, тревожный, протяжный,
Ноющий звука озноб.
Скорый, почтово-багажный.
Света безжалостный сноп,

Бьющий по нежной сетчатке.
Там тебя высветят, где
С жизни берут отпечатки,
То есть на страшном суде.

Холодно, суетно, скверно.
Вон товарняк пронесло.
Бревна, платформы, цистерны,
Красные точки табло

Ярким горят двоеточьем.
Черная фраза без слов ?
Небо. Транзитные клочья
Вязких, как сон, облаков.


Юность

Черная, мелкая, нервная дрожь на Фонтанке.
Только такой и бывает живая вода.
Плещется слово, ему хорошо без огранки
Пристального, прищуренного труда.

Пушкин на площади воздух рукой обнимает.
По-дирижерски поставленный бронзовый жест.
Кто меня давит, прощупывает, обминает?
Плещется слово окрест.

Как благодарно внимателен слушатель гула!
Как неуверен еще начинающий сноб.
Все на местах, чтобы к жизни меня развернуло
Ветром, сбивающим с ног.


* * *
                      Алле

Чайки над Мичиганом кричат визгливо,
Не тоскливо. За двадцать лет
Судьба и в случайности прозорлива ?
Все рифмуется, даже «да» и «нет».

Чад этой пьянки под Ленинградом
Выветрился. Голова ясна.
Странно, что мы оказались рядом,
Но более ? что не тускнеет блесна

Воспоминания. Бежит бельчонок,
Заметает пушистым следы хвостом.
Воздух стеклянно-тонок, звонок,
Как чайки. Я говорю о том,

Что каждый, преследуемый тенью
Прошлого, растущей из года в год,
Жадно и радостно совпаденья
Внезапного напряженно ждет.


* * *

Я любил вас, Эльза Лазаревна. Теперь
Я могу вам признаться в этом.
Тогда в пятьдесят четвертом
Я замирал, когда открывалась дверь
И вы появлялись в своем безупречно-черном
Жакете. Кто-то старательно выводил
Букву «О». Овал был так совершенен!
Но я учился без вставочки и чернил
Чистописанью чувств. На стене красовался Ленин.
Эльза Лазаревна, я закрывал глаза
И шептал ваше имя, переплетая звуки,

Воображая лаз, где растет лоза,
И улыбался бессмысленно, как Судзуки.
Однажды я встретил вас в сопровождении двух
Курсантов. Вы неестественно хохотали,
Поглядывая на правого. Плыл тополиный пух.
Такова была первая ревность, ее детали.
Эльза Лазаревна, к сожалению, я
Не послал вам в бокале черную розу.
Я сегодня должен соединить края
Времени, наконец-то вынуть занозу.
И забыть навсегда, как стучал и крошился мел...
Повстречаться нам суждено едва ли.
Честно говоря, я даже бы не хотел,
Чтобы вы это когда-нибудь прочитали.


Дефолт
                     «Оттоль сорвался раз обвал»
                                                  А.С. Пушкин


Это время закупок мыла, закупорок вен,
Это время долларовых кульбитов.
Ничего не могу предложить взамен,
Говорит Александр Семенович, или Битов.

Это время расцвета семейных скандалов, ссор,
Это время, когда бетонный зовет забор
Всех желающих крови: «Убей банкира!».
И, хотя мы уже рифмовали Русь и топор,
Это всегда свежо, но, пожалуй, сыро.

Это время, когда тебя проверяют на
Выносливость, точнее промолвить, вшивость.
И старушка шепчет, входя в магазин: «Война».
Сухари в мешочках, тотальная бережливость.

Это время паники. Хворост ее ветвист.
Жадного ждет огня достоверных слухов:
Завтра подорожает лавровый лист!
Расхохотаться бы, как велел Безухов,

Глядя на звездное небо. Но есть прием
Даже получше этого: взять тетрадку
И записать размашисто: «Мы живем...»
И продолжать, как следует, по порядку.


* * *

Две недели в коллективе
Среди ясных лемболовских сосен.
Прислониться бы к плакучей иве.
Мир несносен.

Все ушли. С приклеенной улыбкой
Как остановился, так и стой.
Ветер неуверенный и хлипкий.
Мир простой.

И разволновался так с чего я?
Вьется всех высказываний прах.
Облако густое, кучевое,
Кочевой монарх,
Лир сосредоточенный, безмолвный,
Движется куда-то наугад
Без проклятий, грохота и молний,
Потому что ? над.


* * *
                 «Повязку бы на оба глаза»
                                                          О.М.


Мертвечиной несет, мертвечиной.
А рифмуется все с ветчиной,
Балыком, коньяком, бужениной,
Опостылевшей верной женой,

С разговором еще о клубнике,
О покупке еще гаража.
Ты какая-то скучная, Нике.
Даже нету в тебе куража.

Или стыдно за юность, за трепет,
Торопливую пробу пера.
Обойдет, обойдет, не зацепит.
Оцепило под крики «ура!».

Ты похож, драгоценный приятель,
На балансовый чей-то отчет,
Упакованный в скоросшиватель,
И который никто не прочтет.

Не развяжет сухие тесемки,
От волнения их теребя.
Пожирнее, пожалуйста, семги ?
Я потратил строфу на тебя!


* * *
                                                  М.К.

Заканчивается записная в кожаном переплете,
С воющим волком на лицевой стороне.
Для сохранения стихотворной плоти
Подаренная. Мы жили тогда в стране,

Аббревиатура, которой не зря пугала
Народы. Подаренная незадолго до
Окончательного и стремительного развала.
Все негодовали, ждали, и он пришел, Годо.

Заканчивается карманная золотая клетка.
Сколько же было в жизни пустот!
О, как редко вздрагивала каретка
И шуршала копирка за этот год.

Только такие делать и надо
Подарки. Сотовый перебор
Выпукло-влажных гранул граната,
Звуковой во времени коридор.

Линия связи, где перебои
Отсутствуют, выводящая в сад
На берегу реки, где двое,
Счастьем ошеломлены, стоят.



Назад
Содержание
Дальше