ПРОЗА Выпуск 13


Сергей ГЛУЗМАН
/ Леверкузен /

Геометр

Рассказы



Геометр


– Посмотри, – сказал старик сидевшему перед ним мальчику. – Это точка. – Он взял остро отточенное тростниковое перо, обмакнул его в черную тушь и легко ткнул остриём в лист бумаги. На листе появилась маленькая, едва заметная точка.

Старик сидел в белой куфии, закрепленной на голове толстым игалем, сплетенным из конских волос, и длинной белой рубахе. Его кожа была как тонкий, высушенный временем пергамент, а глаза светлые, прозрачные, подернутые старческой слезой.

– Точка – это вход, – сказал он. – Она есть и ее нет.

– Почему её нет? – спросил мальчик. – Я вижу ее.

Мальчику было лет четырнадцать. Черты лица его были совсем детскими, как будто девичьими.

– Да, – сказал старик, чуть улыбнувшись. – Я тоже вижу ее, хотя уже хуже тебя. Но про каждый из существующих предметов можно что-то сказать. Помнишь сказку, где трое слепых пытались узнать, что такое слон. Один взял слона за хобот, другой за ногу, третий за хвост. И каждый говорил, что у него в руках и есть настоящий слон.

– Помню, – сказал мальчик.

Через овальное окно в зале медресе, где дети познают премудрости Корана, было видно небо и высокий голубой минарет.

– Про точку ничего сказать нельзя, – продолжал старик. – Кроме того, что она есть. Её нельзя описать. Ей ничего не принадлежит. У неё нет ни хобота, ни ног, ни хвоста.

– Да, – сказал мальчик. – Если бы у нее был хвост, она была бы буквой.

– Теперь проведем из этой точки луч, – продолжил старик и уверенной рукой провел из точки тонкую прямую линию.

– Луч уже есть, – сказал он. – Он имеет направление. Но его еще нельзя измерить, потому что он уходит в бесконечность. Поэтому его тоже как бы нет. Ведь мы ничего не можем сказать о бесконечности.

– Почему? – возразил мальчик. – Бесконечность – это очень много.

– Очень много воинов у эмира, – сказал старик. – А звезд на небе еще больше.

– А есть что-то, чего больше, чем звезд на небе? – спросил мальчик.

– Да, – сказал старик. – Мыслей у Аллаха.

– На сколько мыслей Аллаха больше, чем звезд на небе? – спросил мальчик.

Старик усмехнулся.

– Мне нравится твой вопрос, – сказал он. – Потому что на него нельзя ответить. Мыслей у Аллаха бесконечность. Но эта бесконечность превращается в одно. В его волю. Одно же меньше, чем любое количество. Но в то же время больше. Потому что в нем есть все. Поэтому луч, уходящий в бесконечность, – это таинство. – Он помолчал немного, глядя на мальчика, затем продолжил: – Но сегодня нам не нужны тайны. Поэтому мы уничтожим тайну и сломаем луч, – с этими словами он загнул луч на пергаменте под прямым углом. Затем еще и еще. В результате на листе появился квадрат.

– А квадрат существует? – спросил мальчик.

– Да, – ответил старик. – Только он никуда не ведет.

С этими словами он разделил квадрат на два треугольника. Затем, не отрывая перо от пергамента, удвоил появившиеся фигуры, наложив их на первоначальные, но уже под иным углом, отчего возникла новая конструкция, похожая на сложную многоконечную звезду.

После этого он обмакнул калан в глиняный сосуд и, не задумываясь, повторил появившуюся звезду, частично наложив её на первую. Отчего конструкция ещё больше усложнилась, и тот первый луч, из которого выросло это странное асимметричное сооружение, окончательно потерялся в сложном переплетении линий.

Мальчик внимательно смотрел на сухую, бледную руку старика, которая двигалась легко и безупречно.

Старик же спокойно повторил многоугольную звезду с множеством перекрестов внутри вновь и вновь, накладывая ее под разными углами на изначальную конструкцию. В результате на пергаменте сложился странный узор, где при внимательном рассмотрении можно было увидеть какие-то и вовсе фантастические фигуры, которые не закладывались туда рукой творца, а прорастали самостоятельно, движимые неведомой силой геометрии.

Этот узор был похож на непроходимый лабиринт, который, будучи начерчен на куске пергамента, удивительным образом приобрел объем и получил собственное пространство. Он был замкнут в себе самом, но в то же время уходил в какую-то таинственную глубину.

– Это бесконечность? – спросил мальчик, глядя на свершившееся на бумаге чудо.

– Нет, – ответил старик. – Это ткань Вселенной. – А затем добавил задумчиво: – Это тупик.



Заснуть, чтобы проснуться


Эта история посвящена Атлантиде. Она была обнаружена в записках монаха Фомы Бальтасара, жившего в Риме в XI веке после рождества Христова.

Смиренный брат Фома состоял переводчиком и летописцем при Римском Папе Григории VII.

Фома Бальтасар писал, что Григорий VII считал папский сан данным ему самим Богом и оттого ставил себя выше всех европейских королей и императоров. «Папа настолько превосходит императора, – говорил Григорий VII, – насколько солнце превосходит луну».

Об этом Папе также известно, что он ввел для католических священников целибат – обет безбрачия – и отлучил от церкви своевольного германского короля Генриха IV.

Впоследствии, холодной зимой 1077г., король Генрих босой и в рубище явился к Папе в крепость Костелло в Италии, где тот, опасаясь мести взбунтовавшегося короля, прятался от германских солдат. Три дня и три ночи, в метель и стужу, стоя на коленях в снегу перед закрытыми воротами, король молил Папу вернуть его в лоно церкви. На четвертый день он был прощен.

Монах же Фома Бальтасар занимался в те времена подготовкой для римского первосвященника текстов греческих философов, необходимых для зарождающегося в те времена христианского богословия.

Так вот, в одном из трудов Платона прилежный монах обнаружил замечание о неведомой земле, исчезнувшей много веков назад. Фома был немало удивлен своей находкой. Правда, его поразила не столько сама таинственная земля, сколько то, что упоминание о ней приводилось безо всяких доказательств её существования, что на скрупулезного в вопросах науки Платона было совершенно не похоже.

Рассуждая о таинственной земле, Платон не ссылался ни на оставшиеся руины, пусть погребенные ныне под толстым слоем земли или воды, ни на загадочные тексты неведомого языка, ни даже на какой-нибудь исторический миф, наподобие троянского. Эта земля, или страна, не оставила после себя никаких следов. Что было крайне странно, так как это обстоятельство не давало Платону никаких оснований вообще догадаться о её существовании.

Углубившись в комментарии к тексту сделанные одним из учеников Платона, смиренный Фома обнаружил несколько имен жителей древних Афин, которые в то или иное время вели беседы с Платоном о таинственно исчезнувшей земле. Однако никаких подробностей этих рассказов не приводилось.

Заинтригованный этими обстоятельствами, Фома отправился в римский пантеон, стоявший ещё со времен языческого императора Адриана, в котором находилась папская библиотека.

Под каменными сводами мрачного здания он передал смотрителю библиотеки отцу Калистрату, принявшему обет молчания и говорившему только лишь во время молитвы, грамоту, в которой просил его подобрать греческие тексты с упоминанием таинственно исчезнувшей земли.

Калистрат принял прошение папского легата и на дощечке, лежавшей у него на столе, молча начертал срок – десять дней.

Через десять дней Фома явился снова и получил от молчальника Калистрата несколько свитков. Разобрав их, он с удивлением обнаружил, что и здесь прежняя история повторяется снова. Греки писали о неведомой земле, иной религии, прекрасных дворцах и страшной катастрофе, эту землю постигшей. Однако нигде упрямый Фома не смог обнаружить ни малейшего доказательства её существования. От этой земли не осталось ни камня, ни праха, ни пыли. Она имела условное название – Атлантида. Происходило это название, судя по всему, от имени греческого титана Атланта, поддерживавшего небесный свод на крайнем западе Земли, вблизи волшебного сада Гесперид. Впоследствии Атлант, взглянув в лицо страшной медузы Горгоны, был превращен в камень. Однако никакой связи исчезнувшей земли с окаменевшем Атлантом Фоме Бальтасару найти не удалось.

По окончании этих разбирательств, в покоях Папы Григория, излагая основы мироздания Платона, Фома смиренно поведал ему о своей находке – неизвестной земле, о которой говорили греки.

– Но самое главное, – тихо произнес Фома, поднимая глаза от пергаментов, – что человеческий разум не в состоянии поверить в существование таинственной земли, не имея о ней ни малейших сведений. Я думаю, это странные фантазии язычников.

Услышав это замечание Фомы, Папа удивленно поднял брови. А когда Фома смиренно смолк, он посмотрел на него проницательным взглядом и произнес с легкой укоризной:

– Уж не начитался ли ты, сын мой, Гераклита и не превратился ли в материалиста, который, подобно царскому судье, на каждое слово подсудимого требует вещественных доказательств?

От этого заявления Фома густо покраснел и опустил глаза.

Однако Папа молчал, очевидно, ожидая от монаха покаянных слов.

Фома понял это. Он угрюмо кашлянул в кулак и сказал, что в основе Мира лежит чудо творения. И он как христианин свято в это верит. Однако Божественное чудо и людские рассказы – это совершенно разные вещи. И он как истинный христианин верит только Богу, апостолам, святым и библейским пророкам. И более никому. А так как Платон лишь языческий философ, то прежде, чем принять любое его слово, надобно очень тщательно его взвесить и проверить.

Этими словами Папа остался доволен, и взгляд его стал добрым.

– Ты прав, сын мой, – сказал он Фоме. – Не могут малые и сирые судить о таинствах мира. Но знай, что сны человеческие часто открывают истину и позволяют узнать то, чего знать нельзя. Но они не оставляют после себя долговых расписок. И когда мы уснем навечно в этом мире, то проснемся в другом. Так что молись, сын мой, чтобы тот мир, в котором ты проснешься...

– Оказался раем, – поспешно произнес монах Фома Бальтасар, предвосхищая слова Папы.

– Нет, – возразил Папа со странной усмешкой. – Молись сначала о том, – продолжил он, – чтобы этот мир просто был. Так как нет страшнее участи проснуться там, где ничего нет. Возможно, это и есть ад, – затем Папа помолчал немного и добавил: – Я думаю, язычники увидели во сне гибель своего загробного мира. А затем сгинули и сами.

– Куда же? – хотел спросить дотошный Фома, но убоялся.


После этого разговора в палаццо Рикарди в Риме, где в XI веке располагалась папская резиденция, а сейчас стоит ресторан «Венеция», прошло почти тысячу лет. Однако люди до сих пор говорят о таинственной Атлантиде, которая исчезла, не оставив после себя никаких следов. И даже пытаются её искать. Ей-богу, странное занятие – искать чей-то сон.




Назад
Содержание
Дальше