КРЕЩАТЫЙ ЯР Выпуск 13


Сергей ВОЛХОНСКИЙ
/ Москва /

АЛЕКСАНДРА



Посвящается писателям-матершинникам

Дорогина Александра Ефимовна – хозяйка дома, 43 года.

Василий Иванович – ее муж.

Вика – ее дочь, 13 лет.

Андрейка – племянник, 14 лет.

Прасковья Яковлевна – мать Александры Ефимовны, 70 лет.

Маланья – подруга Прасковьи, 84 года.

Сима – дочь Маланьи.

Никитиха – соседка, древняя старуха.

Касаткин Семен Семенович – участковый милиционер.

Вольф Яков Витальевич – директор школы.



Раннее утро. В большой комнате полумрак. Предметы различаются смутно. Большой круглый стол застелен белой скатертью в красную клетку. На полу и на стенах – ковры. На заднике две двери. Одна входная, другая в комнату Александры Ефимовны. Слева вход в детскую. Звенит будильник. Появляется Прасковья Яковлевна. Зажигает свет во всех комнатах. Включает чайник. Прислушивается. Все спят. Она начинает верещать.

Прасковья. Вика! Андрейка! Пора вставать! (прислушивается) Нет, ну ты подумай! Вика, Андрейка, я кому сказала! Щаз же вставайте, сонные тетери! Ни стыда, ни совести уже не осталось совсем! Вот разделюсь на хер, тогда и вставайте, и живите, и что хотите делайте! Я кому сказала, а?


В комнату входит Андрейка. Он уже одет. Закуривает и садится к столу.

Андрейка. Да встали уже.

Прасковья. Совсем обнаглели, бесстыжие. Чайник уже согрелся. Вас никто ждать-то не обязан. Вика, я кому сказала!


Входит Вика. У нее припухшее лицо. На щеках ямочки. Высокая обаятельная девушка. Садится за стол.

Вика. Да заткнись ты, сука. Разоралась с утра пораньше.

Прасковья. Ничего! Вот дом снесут, и живите, как хотите, а щаз вставайте. Надо же, какие мы важные.

Вика. Хоть бы ты сдохла. Вика вставай! Вика вставай! У, сука губастая.

Прасковья. Вот-вот, хоть бы ты сама сдохла.

Вика. (смеется) Да ты губы-то подбери.

Прасковья. Ты похихичишь скоро у меня. А потом я хихичить буду.

Вика. (корчит рожу с отвисшими губами) А давай вместе хихичить будем. И Андрейку с собой возьмем.

Прасковья. Вот такой ты и останешься. Он-то не такой как ты. Зелень. (выходит)

Вика. Андрюша, может, не пойдем сегодня в школу? Жуть как не хочется.

Андрейка. А куда идти-то?

Вика. Не дома же сидеть. Поехали в город, в кино сходим. Денежки у меня есть.

Андрейка. Мы уже две недели в школу не ходим. Вдруг тетя Шура узнает. Смотри, мне-то ведь ничего не будет.

Вика. Да не узнает она.


Входит Прасковья Яковлевна.

Прасковья. (верещит) А ну щаз же, я кому сказала. Время-то посмотри. Поди, не слепая. Быстро отсюда.


Из комнаты раздается сонный голос Александры Ефимовны.

Александра. Вика!

Вика. Что мама?

Александра. Дай ей пиздюлей.


Вика беспрекословно ставит чашку на стол, хватает Прасковью Яковлевну за волосы и мотает из стороны в сторону.

Вика. Ах, ты проститутка старая.

Прасковья. Ты с ума что ли сошла?

Вика. Да заткнешься ты когда-нибудь или нет?

Прасковья. Больно! Больно! Я кому сказала, отпусти волосы! Убери руки! Руки! Отпусти.

Вика. Ну-ка, заткни свою вонючую пасть!

Прасковья. Ах ты, тварюшка, ах ты, ебанная ты в рот. Я до Директора школы дойду. (падает на живот) Тогда вот ты и заткнешься.

Вика. (сидит на ней верхом) На тебе! На тебе!

Прасковья. Ой, заткнешься. Ой, блядь, заткнешься!

Вика. А я же тебе по-хорошему говорила.

Прасковья. Сучка, я непременно дойду, люди добрые.

Вика. Да тебя где только не ебли.

Александра. Вика, пиздани ей хорошенько.

Вика. Ну, заткнись, бабка, я кому сказала.

Прасковья. Ага! Я-то падла? Я говно за тобой убирала. Убили! Убили! Все! Нету больше моей моченьки.

Вика. Ну, наконец-то, поняла. (заливается смехом).

Прасковья. Ну, ты еще посмеешься. Спасибо, уф, тебе. Внученька моя любезная, последние волосики ты мне, засранка, удалила.

Вика. Да, пожалуйста. Еще хочешь? Фу-фу.

Прасковья. Господи, хоть бы скорее снесли этот дом. Хоть на старости поживу, как люди-то живут.

Вика. (собирает портфель) Да кому ты, на хуй, нужна.

Прасковья. Вот и я говорю, кому ты будешь нужна. Кто тебя возьмет-то, такую дуру.

Вика. Тебе еще дать? Андрейка, пошли.

Прасковья. Я дам. Я щаз так дам. (робко трясет кулаком) Колония по тебе давно плачет. Упеку ведь, вот как пить дать упеку, и первая настаивать буду. Так и скажу, что падла. Судите ее за насилие. И доказательства у меня найдутся всевозможные.

Вика. Да кто тебе поверит-то.

Андрейка. Вика, да угомонись ты. Пошли.

Вика. Пошли, хуй с ней. (выходят)


Прасковья Яковлевна кричит Александре Ефимовне.

Прасковья. Сашка, а я и к тебе на работу поеду сегодня. Вы меня с доченькой давно угробить хотите. Выродки.

Вика. (в окно) Нас, бабушка, в логу не ебли. (исчезает).

Прасковья. Дура, ты дура. Я и тебя посажу вместе с ней. Соседи, они все видят. Соседи они все подтвердят. (хлопает ладошкой по столу) И Сашку за клевету увезем! Паспорт и сберкнижку я уже спрятала. Херушки вы у меня получите, тварюшки. Хоть бы вас задавило этим домом, а я к Тасе Белокопытовой пойду. Меня все примут.


Звонит телефон.

Прасковья. (снимает трубку) Але, кто это? Зоя? Здравствуй Зоя, здравствуй моя хорошая... что-то плохо слыхать тебя… здоровье… неважно… ты же знаешь жизнь моя незавидная так… так… так… а нету у меня денег… хорошо Зоя … заходи Зоя (кладет трубку). Человек какой, поганка, блядь вонючая. Шакалка. Детские шапочки носит.


Прасковья достает узелок с прежде вырванными волосами и кладет туда свежие. Набирает номер телефона.

Я суду это представлю. Але, милиция? Я вот беспокою вас по какому поводу. А я с кем разговариваю? Нет мне вас не надо. Семен Семеныча Касаткина. Щаз будет? Ага… вот-вот. Семен Семеныч… Кто-кто… Прасковья Яковлевна по очень неотложному делу. Вы бы заглянули ко мне. А то меня здесь всячески избивают. У меня и свидетельства и доказательства представлены. Ой, спаситель ты мой, защити!


Кладет трубку и вновь набирает номер.

Але? Это школа? Мне бы хотелось Яков Витальевича. Яков Витальвич, нету у меня моченьки теперь. Вся избитая, изрубцованная. Кровушкой скоро изойду. Вы бы заехали ко мне. Сашка совсем стыд потеряла. Избивают они меня, словно я здоровая. И аппетит и голова, и сердце и ноги – все никуда. Заехайте, ради Христа. Забьют ведь до смерти. Уж будьте так милосердны.


Кладет трубку. Включает фен. Кладет его под одеяло. Забирается в постель и тут же засыпает.
Входит Александра Ефимовна.

Александра. Ну, наконец-то, угомонились.


Она расчесывается, выпивает стакан чаю, красит губы. Подходит к двери. Возвращается. Поднимает тапочек Прасковьи. Бьет ее.

Александра. У, сука. (уходит)


В комнату входит огромная старуха в фуфайке и ботах. У нее абсолютно круглые глаза. На подбородке завязан платок, из-под которого вдоль лица спускаются две седые пряди.

Маланья. Прасковья! Прасковья? Дома… нет? Слышь, что ли?

Прасковья. (встает) Ага, уснешь тут, как же. Забыла, когда и спала-то.

Маланья. (садится у окна) Навестить вот зашла. Больна, что ли?

Прасковья. С утра хуевато.

Маланья. Никак температура?

Прасковья. До сих пор аж до сорока, и во рту горько.

Маланья. Не в уме что ли?

Прасковья. Да вроде того. Последние мозги, Маланья, скоро вышибут.

Маланья. Это тебе в баньку бы надо. Это ведь нынча святое дело. Великий праздник.

Прасковья. Ты наливай чай-то себе, Маланья.

Маланья. (в окно) Эвона, Никитиха в церкву побежала. А все говорит ноги у нее больные.

Прасковья. Один у меня праздничек. Внученьку в школу спровадить.

Маланья. Куда это наш Паша Петухов с утра подался. Жена-то его Ева, говорят, в углярке с Дусей Шереметьевой поймала. Ишь, какой смурной!

Прасковья. А Ева-то его? Надо же добра-то! Сиськи, как веревочки и губы как лапти. Аж до блевоты прямо.

Маланья. Вот и вот. Не чета твоей Шуре с Васькой. Что ни говори, а жили они славно. Неплохой мужик был. Тихий, рассудительный, спокойный.

Прасковья. Ей не Васька, хер его был нужен. Еблись, аж все стены дрожали. Дык-пиздык.

Маланья. Полно, блядь, ерунду-то пороть.

Прасковья. А-то я не видала. Пришел-то в одних трусах он, а жил за счет Шурки. А как ее в больницу положили, так и съебался. Слепая видно не нужна была. А она-то прозрела. Знаем мы таких зверушек. А ведь веришь, нет, пока он здесь прохлаждался, я ведь целые ноченьки не спала. С боку на бок.

Маланья. Ты-то, че вертелась. Манда, что ли, чесалась?

Прасковья. Это вот у ее доченьки чешется. (тычет пальцем в зажатый кулак) Она уже давно того.

Маланья. (в окно) Никитиха! Подь-ка сюда.


Входит Никитиха. Маленькая сухая древняя старуха. Шепелявит.

Маланья. Ну, че, пизда, в магазине была?

Никитиха. (радостно) Была. Была.

Маланья. Морква есть?

Никитиха. Есть морква, есть.

Маланья. А че ишо есть?

Прасковья. Да до хуя там всего. Даже чешуя рыбная.

Маланья. В церкву-то ходила?

Никитиха. Ой, сходила, бабоньки. Верьте, не верьте, крест как золотой – горит свесеньем, аж в глазах светло.

Маланья. Да не пизди ты, не пизди, он уже заржавел давно.

Прасковья. Действительно, что так. Че взяла-то?

Никитиха. Да и свесек взяла и водиськи поллитровую.

Маланья. Никитиха, ты ужо, поди всю церкву растащила?

Никитиха. Побойтесь Бога! Он все слышит.

Маланья. А че бояться?

Прасковья. И так уже наказаны. Ни житья, ни радости. Пиздят, как полудурочных. Прости меня, Господи. (крестится)

Маланья. Ты, Настюха, давеча резво бежала. Зажила нога, что ли?

Никитиха. Ой и не спрасивай. Извелась, прямо спасу нет. Так бы и отрубила.

Катя Такмакова говорит что – рожа. Велела красным галстуком завязывать. А все едино.

Прасковья. Дай-ка я взгляну на твою рожу. (задирает ей юбку) Я тебе так скажу. Никакая это у тебя не рожа.

Никитиха. А что же?

Прасковья. Это у тебя, милочка, выпадок костей.

Никитиха. Есе не легсе.

Прасковья. Ты репей с медом попей.

Никитиха. Да все едино – помирать пора. Позила пора и честь знать. Мне ведь уже девяносто третий годок.

Маланья. Третьего дня девяносто пять было. Ты видно молодеешь за раз.

Никитиха. А я уж и забыла сколько мне. Пора помирать видно.

Маланья. Поебать тебя надо.

Никитиха. Тьфу, дура.

Маланья. Придурка-то нашего, Борю Пичугина попроси.

Прасковья. Вот-вот. Ему поиграть-то не с кем.

Никитиха. Безбозницы. Как вам языку-то не больно?

Маланья. (показывает мизинец) Ни вот столечка не больно.

Никитиха. Не гневите уж вы его. Праздник ведь сегодня.

Прасковья. В баньку бы. Грехи смыть. Пойдем с нами.

Никитиха. А как же рожа моя?

Прасковья. Да не рожа, а выпадок костей. Попаришь, в аккурат на место и встанут.

Никитиха. Вот и вот и вот (засыпает).

Маланья. Так и бутылочку на стол под баньку. Слышь, Прасковья.

Прасковья. Чай не глухая!

Маланья. Прасковья, так вы с Валькой Супилиной поссорились?

Прасковья. Мне твоя Валька в родню не годится.

Маланья. Она тут Андрейке твому, слышь, че сказала? Ешо раз, говорит, к дому мому подойдешь, – письку оторву! О как!

Прасковья. Ну ты подумай, а! А я тогда ее Юльке жопу наизнанку выверну. Ну ты подумай! Андрейка и в школе хорошо учится и смышленый такой. Стихи по памяти читает. А Юлька-то ее – полудурок.

Маланья. Так ты ей и скажи.

Прасковья. Скажу. Что еще за надобность – детей обижать.


Входит Директор школы. Худой, плешивый, в очках, в затасканной паре, с суетливыми глазами.

Директор. Доброго здоровья, Прасковья Яковлевна.

Прасковья. Здравствуй, Виталий Яковлевич, то есть Яков Витальевич.

Директор. А что, Александра Ефимовна дома?

Прасковья. В отсутствии.

Директор. Где?

Прасковья. На работе.

Маланья. Никак свататься пришел.

Директор. Да стар я уже, свататься, бабка Маланья.

Маланья. Вот и я говорю, что таких, как ты, ворохами.

Директор. Ну ладно, я зайду в следующий раз.

Прасковья. Постойте, Яков Витальевич. А я ведь сегодня к вам собиралась.

Директор. А что случилось?

Прасковья. Да вот все моченьки нет добраться.

Директор. Уж не несчастье ли какое с детьми?

Прасковья. Вот-вот. Несчастье, да еще какое.

Директор. Да не тяните вы, право. В самом деле?

Прасковья. А что они меня всяко представляют. Будто я и сука, и блядь, и проститутка. Как будто меня и в логу ебли, и на заводе.

Директор. Ну не подумаешь даже.

Прасковья. Вот-вот и я говорю. В колонию их пора уже давно. И если надо, я первая настаивать буду. Правильно ведь я говорю?

Директор. Ну, уж вы это в сердцах.

Прасковья. Не знаю в чем, но они тут все упиваются, обкуриваются, и пиздят меня, как… простите ради Христа.

Директор. И Вика тоже пьет?

Прасковья. Ешо как. Когда и по выходным, а то и в будни. В уматинушку, верите, нет? Вот и соседи подтвердят.

Директор. А нужно бы разобраться, как следует.

Маланья. А то он сам не пьет?

Директор. Ну, ладно-ладно. Я пойду. Обещаю самым тщательнейшим образом во всем разобраться.

Прасковья. Нет-нет присядьте-ка. Они ведь меня всю изуродовали. (выворачивает губу) А я вам кое-что принесу. (выходит)

Маланья. Суприз.

Прасковья. (входит) Вот гляньте-ка, что творят бесово отродье. (развязывает узелок с волосами) Все мои!

Маланья. Ты к голове-то приложи, учитель.

Прасковья. Ты, блядь, совсем охуела? Ой, простите. Вот собрала. Внученька родимая удалила.

Директор. То есть как?

Прасковья. Как? Как? Руками.

Директор. (пятится к выходу) Хорошо. Очень хорошо. Пусть Александра Ефимовна заглянет ко мне на досуге. (выходит)

Прасковья. Ты с хуя, что ли, сорвалась? Это же Директор!

Маланья. Да видала я его, давеча, в стельку вдоль забора шел. Ночью. Пробирался домой как воришка.

Прасковья. Пиздишь, поди, все, а не видала.


Маланья толкает палкой спящую Никитиху.

Маланья. Жива, нет?

Никитиха. Ой, вздремнула, силы небесные. И сон будто бы снился. Собака моя, Райка все тявкала на меня, а потом как зарычит, словно бешеная.

Маланья. А давай твою собаку зарежем?

Никитиха. Ты, Маланья, все норовишь не дело сказать.

Маланья. А Прасковья тело хотела выносить.

Никитиха. С вами посидишь, как в аду побываешь.

Маланья. А может и наградит. Чует мое сердце. Никуда я отсюда не поеду.

Никитиха. И день, и нось молю, чтобы в гроб из родного дома. Не время жизнь насинать, консилась она.

Прасковья. Нет уж, хуюшки! Гори все синим пламенем. А я говорю Снесут, и я разделюсь.

Маланья. А ведь ты, Прасковья на всем готовом живешь, да еще и крякаешь. Прасковья. Я знаю все. В войну как сыр в масле каталась, а тут и без пронту пройти негде. Не, ни хуя, разъедемся мы с Шуркой. Я уже все описала.

Маланья. Ну и ладно. Дурой ты была, да так и осталась сопливой. Собирайся, Прасковья. Ополоснемся.


Все трое уходят.

Прасковья. Веничек захвати. А я за вами следом. (выходит)


В окне появляется голова Вики. Вика и Андрейка забираются в комнату через окно.

Вика. Все, вроде ушли.

Андрейка. Как хорошо, что бабка нас не заметила.

Вика. А то бы сидела здесь, как дура. (Садятся за стол) Андрейка, а давай, когда стемнеет, у Симки с Маланьей огурцы перетопчем?

Андрейка. Я у Маланьи не буду.

Вика. Тогда у Симки?

Андрейка. Да ну их на хер. Заметят, потом дерьма не оберешься. Все ведь на тетю Шуру выльется. Лучше уж бабке в постель сухарей накрошить.

Вика. Нет! Вместо меда, что на окне в стакане, нальем клею. Вот визгу-то будет.

Андрейка. Губки-то у нее и склеются.


Вика приносит мед. Половину выпивает. Наливает туда клей.

Вика. Один цвет. Смотри. (уносит)

Андрейка. Иди сюда. Однажды я заглянула к ней через окно. Она деньги считала. Потом в платочек завернула. Надо бы поискать. На хер ей, старой, деньги. Не таскает же она их с собой. Давай поищем. Всякой ерунды накупим.

Вика. (поднимает матрас и вытаскивает тетрадку) Интересно. Тут, кажется, нет ничего.

Андрейка. (крошит хлеб на матрас) А ну-ка дай мне посмотреть.

Вика. Да, поебень всякая.

Андрейка. (читает) Сочинения Прасковьи Яковлевны.


Ах, Кокош, мой Кокош
Где твое здоровье?
Что ты сквасился теперь,
Как пизда коровья.

Вика. Ты только посмотри, она еще и стихи пишет. Дай-ка мне я лучше ее почерк знаю. (читает) Намедни пошла с Сашкой в баню. Мальчишки подглядывали в окно, а Сашка моя, полудурок ебанный, выставила жопу в окно и кричит. Что я вижу – монду рыжу. И хохотала при этом, как бесноватая. Потом я хотела погреть свои женские дела, а Люська пучеглазая говорит, что энтого делать нельзя. Ну, ты подумай – пизду в бане погреть нельзя, а как же интересно, я ее спрячу.

Андрейка. Да выброси ты эту дрянь.

Вика. Слушай. А Люська, как придет ко мне, и поцалует и обнимет. Но не люблю я ее – она черная. Я с обиды тогда собрала все бюстгальтеры в свою сумку, а меня с ними и поймали. Последними словами меня называли. А Сашка все норовила кипятком ошпарить.

Андрейка. Дура она совсем, что ли. Давай тете Шуре покажем?

Вика. Ладно, спрячь. А я пока коньяк открою.

Андрейка. Смотри аккуратней. Тетя Шура заметит. Конец.

Вика. Мы только по глоточку. Не хочешь?

Андрейка. Хочу.

Вика. (достает бутылку) Ничего она не заметит. Видишь на этикетке маленький крестик. Это значит, что уже разбавлено (достает другую и маникюрными ножницами вскрывает пробку). Конечно, можно и шприцем, но тогда остается маленькая дырочка. (отливает половину стакана и разбавляет чаем) Главное, – чтобы чаинки не попали вовнутрь.

Андрейка. (выпивает половину) Крепкий какой!

Вика. (выпивает, запечатывает бутылку) Ничего, будет послабже. Заебись настоечка. Для настроения.

Андрейка. Можно подумать оно у тебя бывает грустное. А почему ты школу прогуливать не боишься?

Вика. А ты что боишься?

Андрейка. Да не особенно.

Вика. О! Давай в школу играть?

Андрейка. Может не надо?

Вика. Один раз. И все.

Андрейка. Только один раз. (достает из кармана картонные карточки) Тяните первый билет.

Вика. Вот эту.

Андрейка. Какой вопрос?

Вика. Вопрос очень простой. Порча бабкиной одежды.

Андрейка. Тогда готовьтесь.

Вика. Я уже готова.

Вика выносит из комнаты Прасковьи Яковлевны юбку и кромсает ее ножницами.

Вика. Проблема нашего искусства в том, что произведение не несет в себе образа. А вот художественная бахрома будет весьма кстати.

Андрейка. Похвально весьма. Я думаю, вы станете замечательным и очень модным модельером.

Вика. Я не хочу быть портным-модельером.

Андрейка. А кем же вы хотите стать?

Вика. Я хочу быть проституткой, как моя бабушка.

Андрейка. (смеется) О! Тогда вам придется вытянуть счастливый билет.

Вика. Нет-нет. Так мы не договаривались. Теперь твоя очередь тянуть.

Андрейка. Ну, ладно. У меня выходит…

Вика. Что?

Андрейка. Исполнение песни.

Вика. Просто чудесненько. Я думаю, вы должны спеть песню про Тасю Белокопытову.

Андрейка. Но я же не могу сочинить песню так быстро.

Вика. А вы попробуйте.

Андрейка. (поет) Облака…облака… Тася Белокопытова – лошадка.

Вика. Браво, мой мальчик. Браво, деточка. Я завтра обязательно спою ей эту песню. Давайте скорее ваш дневник и можете не ходить в школу еще месяц. Хотите?

Андрейка. Конечно, хочу.

Вика. Андрейка, меня недавно Директор вызывал.

Андрейка. Когда?

Вика. На прошлой неделе.

Андрейка. Ну и что?

Вика. Я, говорит, хотел бы узнать, как ты живешь? Какие у тебя отношения с бабушкой? С соседями? Про тебя спрашивал.

Андрейка. И что ты ему сказала?

Вика. Я сказала, что ты читаешь газеты с утра до вечера.

Андрейка. Ну...

Вика. Да ничего я ему не сказала. Ну, слушай дальше. Он подходит ко мне сзади. Кладет руку ко мне на грудь и...

Андрейка. Да врешь ты, поди, все!

Вика. Клянусь. Он мне тогда говорит. Хочешь, я буду ставить тебе хорошие отметки? А голос так и дрожит. А я ему говорю, что конечно хочу. А он тогда. Хочешь, я не буду рассказывать никому, что ты в школу не ходишь? А руку свою спускает все ниже и ниже.

Андрейка. Какая скотина!

Вика. А я глаза вниз опустила и говорю, что я бы очень этого хотела, но боюсь, что мама все равно все узнает. А он говорит, что никому ничего не скажет и рукой мне под юбку лезет.

Андрейка. И не страшно тебе было?

Вика. А чего бояться. Только противно. Но я ему сказала, чтоб он меня отпустил и никому ничего не рассказывал, а то мне страшно. Здорово я ему сказала?

Андрейка. Может тете Шуре сказать?

Вика. Да ты что! Он ведь теперь будет, как рыбка молчать.

Андрейка. А я-то думаю, почему нас никто не хватится в школе.

Вика. Вот-вот.

Андрейка. Какая же ты хитрая!

Вика. А это он сам виноват.

Андрейка. Тебе, наверное, очень противно было?

Вика. Да не так чтобы очень. А вот если ты меня поцелуешь, то мне будет приятно. Давай, а?


Андрейка целует Вику.

Вика. Да не так. (прижимается к нему всем телом)

Андрейка. Вика, послушай. Кажется, бабка идет?

Вика. (подбегает к окну) Точно.

Андрейка. Ты бутылку убрала?

Вика. Убрала, не волнуйся.


Входит Прасковья Яковлевна.

Вика. А это ты, бабушка? А почему ты такая красная?

Прасковья. Тебя видно застеснялась. Ешь и молчи.

Вика. А зачем ты скамью посредине двора поставила?

Прасковья. Ты опять начинаешь за свое? Прожуй сначала.

Вика. Ну, зачем? Она ведь тебе не мешала?

Прасковья. Ишо тебя, соплю спрашивать буду.

Вика. Так я ее сейчас уберу.

Прасковья. (садится рядом) А я изрублю.

Вика. А я уберу.

Прасковья. Я сказала, изрублю.

Андрейка. Вика, да угомонись ты.

Прасковья. Всем все уже известно.

Андрейка. А что вам, баба Пана, известно?

Прасковья. Мне, Андрейка, все известно.

Вика. Ну и что.

Прасковья. А то, что дилектор приходил.

Андрейка. Ну и что?

Прасковья. А ни что.

Вика. Бабушка. Ну, скажи, зачем он приходил? А я тебе ягодку дам. Смотри, какая аппетитная.

Прасковья. Мне от вас ничего не нужно. Щаз отдохну немного, пойду и изрублю.

Андрейка. Кого?

Прасковья. Сирень.

Вика. Подумаешь, не велика потеря.

Прасковья. Кто, я тетеря? Ты на себя-то посмотри. Ты уже давно того (тычет ей указательным пальцем между ног).

Вика. Ты опять начинаешь?


Прасковья Яковлевна трясет кулаком перед лицом Вики. Вика берет солонку и швыряет соль в глаза Прасковьи. Она с визгом бежит к умывальнику.

Вика. Ты глаза-то пойди промой.

Прасковья. Проблядь. Проститутки кусок. В дырку сортирную тебя не выбросили. Этой же ночью тебя задавлю, убью, зарежу, и пикнуть у меня не успеешь. Аяшкин– бабашкин. Господи, почему хорошие люди под трамвай попадают, а эту жабу и кирпичом не задавишь?

Вика. Вот ты-то жаба и есть, пучеглазая. Бутя, блядь!

Прасковья. Я Директору все про тебя сказала. И Симке скажу, что ты с нее пьяной кольцо сняла.

Вика. А я отдала уже давно.

Прасковья. Вор.

Вика. А я скажу твоему косолапому деду, который к тебе сватается, что ты лифчики в бане пиздишь.

Прасковья. Не сметь. Донесли уже.

Вика. А еще ему скажу, что ты по полгода в бане не моешься. Как он тебя тогда ебать-то будет?

Прасковья. (вытирая глаза). Это вот тебе с Борей Пичугиным жить-то придется. Чай, путный-то не возьмет воровку.

Вика. Ну, хорошо. Я буду жить с Борей. А вот ты где будешь жить? В логу или на заводе? Мы ведь тебя с собой не возьмем.

Прасковья. Да я с тобой и не поеду никуда. Лучше удавлюсь.

Вика. Ну, зачем же так грубо. Может, еще и возьмем. Поцелуй меня в жопу.

Прасковья. Ага. Вот теперь-то уж точно все. Зашибу, как пидараску. Помоги мне, Господь, и прости меня, грешную. (хватает кочергу и наступает на Вику)

Вика. (отступает) Не обижайся. Мы тебя с собой возьмем. Ты только у Семена Касаткина хуй пососи и все. Губы-то у тебя, глядишь, и подберутся.

Прасковья. Это просто, хамство, какое-то.

Андрейка. Вика, мать идет.

Прасковья. А я все Сашке расскажу.


Входит Александра Ефимовна с тяжелыми сумками.

Александра. Ну, опять начинаются концерты! Андрейка, возьми-ка сумки. Вика, а тебе, что заняться нечем?

Прасковья. А ничего и не начинается. Она меня целый день и после бани мучает.

Александра. Тебя, корову, замучаешь, пожалуй. Ты еще всех нас перехоронишь. Вика, приходили насчет дома?

Вика. Да вроде никого не было.

Прасковья. Приходили-приходили. Да не по поводу.

Александра. Кто?

Прасковья. А никто.

Александра. Ну, и не пизди тогда. Тебя, что ли, спрашивают?

Прасковья. А пусть вам люди добрые все скажут. (уходит в свой уголок)

Александра. Люди-то скажут. Люди до хуя наговорят. Прасковья. Сашка, а я тебе сурьезно сказала, если дом изломают я все равно буду добиваться отдельной квартиры.

Александра. Пошла ты на хуй!

Прасковья. Не ахай.

Александра. Я тебя, мама, в зоопарк сдам, когда дом изломают. Ты у меня с гориллами будешь жить.

Вика. Они с тобой играть будут.

Прасковья. Я сегодня в углярке спать буду. Решено бесповоротно и от вас подальше.

Александра. Только ноги помыть не забудь.

Прасковья. Херушки вы у меня получите. Я уже все описала.(подслушивает)

Андрейка. Тетя Шура, хочешь смешки почитать?

Вика. Она тут все описала. (подает ей тетрадь)


Александра Ефимовна садится к столу, закуривает и плюет на палец.

Александра. Смешки…что за смешки… Андрейка подай пепельницу. (читает вслух) А Сашка… полудурок выставила …Че я вижу.. монду… рыжу. Это бабка писала, что ли? Я ее точно в дурдом сдам.

Прасковья. Ага! Я все докажу! Отдай сюда.

Александра. Дура, что ты докажешь?

Прасковья. Отдай немедленно, а то хуже всем будет. Даже Сима Токмакова сказала. Александра. Вика, выброси это в печку.

Прасковья. Я брошу. Я так брошу. Я кому сказала. (хватает тетрадь).

Вика. Конечно, нужно выбросить.

Прасковья. Проверить бы тебя давно надо. Уж больно резво ты задницей своей вертишь. В абортарии.

Вика. Где?

Прасковья. В манде.

Вика. Да ты говорить-то правильно научись.

Прасковья. А дилектор правильно говорит, что вы тут все упиваетесь. Отдай немедленно. Я кому сказала.

Александра. Ты, мандавошка, замолчишь или нет?

Прасковья. Не знаю, какого она и цвету.

Александра. Доведешь ведь сейчас, ебанная ты в рот.

Прасковья. Только не в рот, а маленечко пониже.

Александра. Вика, не дразни ты эту гориллу. Выброси быстро.

Прасковья. Все против старого человека. Ничего.

Вика проходит мимо нее и щиплет за бок.

Прасковья. Ай! Ты, что с ума пизданулась, что ли? Сашка, ты Видала? Это все с твоей легкой руки.

Александра. Вика, да отъебись ты от нее.

Вика. Да я к ней и не лезу. Ненаглядная моя бабушка.

Прасковья резко бьет кулаком по локтевому суставу. Прикусывает губу и смотрит по сторонам.

Александра. Вика, а зачем Директор приходил?

Вика. А я не знаю. Бабка не говорит. А меня не было.

Александра. К тебе, наверное, заглянул, Сашка.

Александра. Ты хоть что ни будь, можешь толком сказать?

Прасковья. А ты сходи и проведай. Может толк-то и появится.

Александра. Вика, Андрейка, вы, что в школу не ходите?

Вика. Посему это мы не ходим.

Александра. Ты мне дурочку не включай. Андрейка?

Андрейка. Да ходим мы.

Прасковья. А тебя повидать хотел.

Александра. У меня и без него дел хватает. Дура толстогубая. Поди, наговорила всякой хуйни. А я потом с ним разговаривай. Пусть говорит с бабкой.

Вика. О любви.

Прасковья. Я знаю, что мне делать в смысле любви.

Вика. Мама, а, сколько тарелок ставить?

Александра. Вон подружки твои идут. Встречай.

Вика. Мои?

Александра. Да нет. Маланья с Никитихой ползут.

Прасковья. А ко мне-то всегда придут.


Входят Маланья и Никитиха.

Маланья. С праздником, Александра!

Никитиха. Здрасьте, сариса небесная!

Александра. Здравствуй, Маланья. Проходи.

Маланья. Прасковья, ты чего не встречаешь?

Прасковья. Я тут теперь не хозяйка. Они командуют.

Александра. Ну что топчетесь. Давайте к столу.

Андрейка. Бабка Маланья. Ты фуфайку-то сними. Куда за стол в грязной. (Маланья снимает и подает Андрейке)

Маланья. На-ка отнесь.

Никитиха. Без молитвы за стол не садятся.

Маланья. А на сухую и молитва не в радость.

Александра. Ты уж, Никитиха, сама за нас замолви словечко.

Никитиха. А я уж и так, и день и ночь Господа нашего. Что только будет? Что только будет?

Андрейка. Баба Вера, скажи царь, царица, офицер, милиция?

Никитиха. Эх, Андрейка – ты шутник. Сарь, сариса, офисер, Милисия. (все смеются)

Маланья. Прасковья, о чем задумалась?

Александра. Маланья, давай рюмку-то.

Маланья. Сейчас все и уйдет.

Прасковья. Херушки я уйду.

Никитиха. Надо бы рюмочку.

Александра. Андрейка, налей Никитихе.

Маланья. Может и так статься, что последняя.

Александра. Ничего. Дом снесут. Может и жизнь другая настанет.

Маланья. Нет, Сашка. От судьбы не убежишь. (выпивает) Горькая она. Каждому свое.

Александра. Свое, да не каждому.

Прасковья. Для лекарству. (выпивает) Никитиха, давай псалтырь читать.

Никитиха пугливо оглядывается.

Александра. Я тебе вот что скажу. В молебном доме будешь книжки свои читать.

Прасковья. Это почему это в божественный день нельзя псалтырь полистать?

Александра. Потому что один хуй ума не прибавится.

Маланья. Ни уму, ни сердцу, сколько ни читай.

Прасковья. Вот-вот. На страшном суде все предстанете в таком разе.

Андрейка. А как это?

Вика. Бабушка, расскажи?

Прасковья. А будет стоять боженька одной ногой на земле, другой на небе и будет отделять козлищ от овец.

Вика. А как же он поймет, кто козлище, кто овца?

Прасковья. Ты козлища, я овца?

Андрейка. А почему она-то козлище?

Прасковья. А то кто же!

Вика. А ты ведь, бабушка, в церковь сама не ходишь.

Прасковья. Я молюсь у себя дома. (крестится на божничку) Благослови меня, Господи! Спаситель мой и защитник! А ты, Сашка, что смеешься? Ты ведь даже не перекрестишься ни разу.

Александра. Ты вон уже целый год хую молишься и молись. (показывает на иконостас). Я тебе еще десять поставлю.


Прасковья Яковлевна ставит табурет и вынимает из-за занавески картонный мужской член, вырезанный и раскрашенный.

Маланья. И вправду хуй. (смеется) Ну, Прасковья насмешила ты нас.

Никитиха. Ой, Шурка, накажет тебя Бог!

Александра. (смеется) Я его, что ли поставила. Вон сидят, долбоебы.

Прасковья. (Вике) Она давно уже это начала. В прошлом годе карточки ебарей своих положила. Я это в школу отнесу. Пусть Директор порадуется.

Александра. Лучше себе под подушку, чтоб спалось крепче.

Прасковья. Ну, все падлы! Всех ночью запру и сожгу. Ни один не спасется. Вонючки, блядь, зассатые. Это я, Прасковья Яковлевна, вам говорю. Отмщение всем настанет. (все смеются)

Никитиха. Господи, твоя воля!

Прасковья. Вот мы и посмотрим, чья воля тогда будет. Пидараски все!

Маланья. Да уймись ты, Прасковья. Не в театре.


Дети под столом наливают коньяк и мешают его с кока-колой.

Вика. Твоими устами, бабушка, только мед пить. И на божничку посадить.

Прасковья. А тебя бы на хуй. Чтоб до самых кишок.

Александра. Рот свой, поганый, закрой.

Прасковья. А вы так не поганки… того же роду.

Никитиха. Какой срам-то у вас.

Маланья. Э! Сраму-то ты еще не видала.

Александра. Ну и пиздуй отсюда.

Никитиха. Пойду. (уходит)

Маланья. Завтра опять придет.

Прасковья. Воровка церковная. Лизоблюдка шепелявая. Скривит тебя еще загодя.

Вика. Баба, ты не расстраивайся. Выпей-ка.

Прасковья. Не надо мне. Не надо.

Вика. Ну, прости ты нас.

Андрейка. Мы ведь не со зла. Не расстраивайся.

Александра. Ее расстроишь, как же.

Прасковья. На каждом шагу, ну на каждом шагу подъебывают. Вика, налей мне.

Александра. Давай выпьем, бабка Маланья. Ты хорошая. Ты уж на меня зла не держи.

Александра. За столько лет всякое между нами бывало.

Маланья. Я ведь, Шура, вижу, как ты переживаешь. Здесь ведь все твоими руками сделано. И обстановка и стол всегда полный. И садик у тебя, я видала давеча, посадила ты. И скамья в ем. Тут бы и жить нам, да смысл какой!

Александра. Снесут, так снесут. И хуй с ним! Нового наживем.

Маланья. Ты к сердцу близко не бери. Может еще и пронесет.

Александра. Я не хочу об этом думать.

Прасковья. А я все одно. Буду добиваться отдельной квартиры.

Маланья. Ох, и тяжелый у тебя характер, Прасковья.

Прасковья. А ты поживи-ка здесь с козлищами.

Маланья. Не серчай уж, но и ты – не овечка.

Вика. Бабушка, остынь.

Прасковья выпивает кока-колу, разбавленную коньяком.

Прасковья. Да пропади все пропадом.


Раздается сильный стук в дверь.

Вика. Это кто такой наглый?

Александра. Войдите.


Входит пьяный милиционер. Он пьян и весел.

Милиционер. Александра Ефимовна, мое почтение. Долгих лет вам. С праздником.

Александра. А ты чего, Семен, ломишься, как к себе домой? Вроде не вызывали.

Милиционер. Как это не вызывали? Прасковья Яковлевна, ты уже никак пьяная?

Прасковья. Выпила и подобрела. Больше не нуждаемся.

Милиционер. Александра Ефимовна, что ж ты и за стол не пригласишь?

Александра. Гость еще какой… Да ты уж и так пьяный.

Милиционер. А это потому, что я самый желанный гость для всех.

Александра. Тебе, что соплю еще одну повесили.

Милиционер. Скоро ждем повышения. В каждом доме за стол сажают, а ты за порог.

Александра. Ладно, не томи. Говори, с чем пришел.

Милиционер. А ты мне сначала коньячку налей.

Александра. Андрейка, налей-ка. Полстакана.

Милиционер. Вот это, другое дело. (выпивает) Вика, подай-ка огурчик. В общем, есть такое постановление… можно я присяду, а то у меня в голове все кружится.

Александра. (протирает ему лицо мокрым полотенцем) Ты зачем приходил?

Милиционер. А я скажу. Ты Александра Ефимовна самая красивая женщина в нашем поселке. Я поеду домой.

Александра. Куда тебе ехать?

Маланья. Ему поспать бы. На ногах-то еле стоит.

Милиционер. А у меня машина. Она меня довезет.

Вика. Ты зачем приходил?

Милиционер. Дети зовут меня на вы.

Александра. Ни хуя от него не добьешься.

Милиционер. Только тебе, Ефимовна по секрету. Поселок наш сносить пока не будут. Последние новости.


Дети кричат ура.

Маланья. Чуяло мое сердце.

Александра. Тихо! Че разорались! Отведите Семена в садик, на скамейку, пусть проспится пока.

Маланья. Значит, поживем еще. Андрейка, лей!

Вика. Напьешься ведь баба Маланья?

Маланья. А то, как же!


Вика и Андрейка уводят Семена.

Вика. Ой, бабулечка, кутежиться мы с тобой будем.

Прасковья. А я с тобой не разговариваю.

Маланья. Прасковья, а ведь мы с тобой на днях бутылочку брали. Я не хотела тебе говорить, но раз уж и так здесь жить…

Прасковья. Ты о чем это толкуешь?

Маланья. Выпивку-то я покупала, а деньги ты мне не отдала.

Прасковья. Я, Маланья. Уже забыла об этом.

Маланья. Вечно одно и тоже. И рыбку съесть и …

Прасковья. Какую это я рыбу у тебя ела?

Александра. Я отдам тебе, Маланья.

Маланья. Да ты что, Сашка, я же в шутку.

Прасковья. А ты все из дому отдай.

Александра. А что здесь твое-то?

Прасковья. Ну, и не приживалка.

Александра. Побирушка и есть. Одежду и ту мою носишь.

Прасковья. Не судьба мне видать раздельно-то пожить.

(снимает с себя блузку) Нате возьмите, мне от вас ничего не нужно.

Маланья. Брось дурить, Прасковья.

Александра. Да пускай раздевается. Хоть посмеемся.

Прасковья. (снимает юбку) Поняли? Хотите еще?

Александра. Давай.

Прасковья. (снимает последнюю рубашку и уходит в свой уголок) А ведь я человек.


В комнату входят веселые дети.

Александра. Вика, пойди – посмотри, что там бабушка делает?

Вика. Мама, она там голая сидит. (смеется) Бабушка, а тебе не холодно?

Прасковья. А вы так красивые, уроды!

Маланья. Прасковья, выглянь-ка. (смеется)

Александра. (берет из шкафа свое платье) Мама, иди к столу.

Прасковья. А мне, побирушке, выйти не в чем.

Александра. Я давно хотела тебе подарок сделать. Мое платье черное помнишь? Примерь, может подойдет?

Прасковья. А я его ужо мерила вчерась, когда никого не было.

Александра. Вика, подай ей.

Прасковья. Не надо мне от вас ничего.

Александра. Не нравится, что ли? Так я Вике отдам.

Прасковья. А мне что ни подадут – все нравится. Я же побирушка, по-вашему.


Вика подает ей платье. Она тут же его надевает.

Прасковья. А раз так, то и полупальто, что не носишь.

Александра. А пальто я Вике хотела отдать.

Вика. Да ну его. Оно огромное.

Прасковья. Она еще не заслужила.

Александра. Ладно, потом заберешь.

Прасковья. (выходит) Хорошее платье. Нарядное. Какое я и хотела. Вика, ешо ебарей своих положишь, я тебе сделаю.

Андрейка. Баба Пан, ты, прям, красотка!

Прасковья. Да у меня-то мужики были ого-го. Сашка, а вот ты всю жизнь мяса не ешь. А если, к примеру, сашлык?

Александра. Ну, если только кусочек.

Прасковья. Вот и я говорю губа не дура.

Вика. Мам, а почему ты его не ешь.

Александра. Да как в детстве побывала на скотобойне, так и не могу есть. Противно.

Маланья. А говорят, что оно вредно. Ты, Шурка, потому такая красивая.

Александра. (в окно) Сима! А ты, почему мимо проходишь? Зайди. Выпей рюмочку. И Маланья у нас. Давай Маланья – пизда баранья, уснула что ли?

Маланья. Да ты бы Шурка хоть детей постеснялась.

Александра. Эти дети побольше нашего знают.

Маланья. Этот точно.


Входит Сима и садится у двери в уголочек. Ее никто не замечает.

Александра. Вика, положи руки на стол.

Вика. А зачем?

Александра. Я кому сказала.

Вика вынимает руку с рюмкой коньяка.

Александра. Ну?

Прасковья. А я, просто, говорить не хотела. Они давно мне колу коньяком разбавляют.

Александра. Ты не наглей.

Маланья. Ты же девочка.

Вика. Мам, я, просто, спать хочу. (она немного пьяна)

Александра. Я тебе покажу – не наглей. Марш в кровать.

Вика. Мама, а можно я сегодня с Андрейкой спать лягу. А то у меня ноги мерзнут.

Александра. Да хоть с бабкой ложись.

Прасковья. Ни-ни-ни. Ишо заразу, какую подхватишь.

Сима. Шура, ты говорила, у тебя рюмочка есть?

Александра. Есть. Ну и что. Не на твои, поди, куплена.

Сима. Как тебе не стыдно. Ты ведь сама меня приглашала. Ты уже всю совесть за коньяк продала.

Александра. Да продала. Но рюмки, как ты, по домам не сшибаю.

Сима. Мама, мама пошли отсюда. Сколько раз зарекалась. Нам здесь нечего делать!

Маланья. (просыпается) ты куда меня, Симка, зовешь?

Сима. Вставай, мама, пошли домой.

Александра. Андрейка, проводи Маланью до дому.


Андрейка, Маланья и Сима уходят.
Входит Василий Иванович. Худой, изможденный, небритый.

Василий. Можно войти?

Прасковья. Какие люди!

Александра. Можно войти, а можно и выйти. Мама, рот закрой и ступай отсюда.

Прасковья. Ну, надо же, как поизменился. С лица-то как спал. (уходит и подслушивает)


Александра Ефимовна сидит молча. Василий Иванович подходит к столу. Хватает рюмку. Выпивает. Опускается на колени.

Василий. Шура!

Александра. Ну…

Василий. Я вот что хочу сказать…

Александра. Что ты хочешь сказать?

Василий. Александра.

Александра. Ты, Вася не в уме что ли?

Василий. Я в уме, Шура.

Александра. На тебя смотреть нет удовольствия. Давай покороче.

Василий. Я знаешь, кто?

Александра. Знаю.

Василий. Нет, ты еще этого не знаешь.

Александра. Ну и кто же ты?

Василий. Я дерьмо.

Александра. Ну, это не новость.

Василий. Я об этом очень долго, несколько месяцев думал.

Александра. А ты, что, думать умеешь?

Василий. Еще как умею. Я это понял и стал умным.

Александра. То-то я вижу у тебя глаза, как у пса бродячего.

Василий. Да уж, побродил я и все осознал.

Александра. Ну?

Василий. Я – ублюдок.

Александра. А я тебе это давно это говорила.

Василий. Ты говорила, но я-то не верил. А сейчас прямо кишками чувствую.

Александра. Жрать, что ли, хочешь?

Василий. У меня в жизни ведь ничего хорошего не было. Я же гол, как сокол всегда был. Только ты не перебивай меня, а то я забуду, что и сказать-то хотел. Ты на меня как змея на кролика действуешь. Я ведь как жил. В школе меня каждый день били. Пошел в милицию работать. Потом на ноги встал. Деньги у меня появились. Оттуда за пьянку выгнали. А потом с тобой познакомился. Ты мне много хорошего сделала. А я зазнался. Думал, что право на это имею.

Александра. Ты шакал, Вася. Ищешь, где получше кусочек лежит.

Василий. Это жизнь меня так закрутила.

Александра. Ну и рожа у тебя.

Василий. А раньше я ведь красивый был.

Александра. Зачем пришел?

Василий. Я ведь думал, что ты в больнице ослепнешь. Вот и убежал. А ты поправилась. Черт меня повел и я потерялся. А как узнал, что ты поправилась, так у меня ноги так и подкосились. Прости меня, Шурочка. Что хочешь со мной делай. Лучше умру вот здесь, как собака.

Александра. Собака ты и есть.

Василий. Пусть, но только с тобой.

Александра. Я тебя, Вася, уже забыла.

Василий. Как?

Александра. Вот так. Был, и нет тебя.

Василий. Нельзя же так, Сашенька. Вот он я, живой. Дочка у меня здесь. А прогонишь, возьму нож и вены себе открою.

Александра. (подает ему нож) На режь. Хоть башку себе отрежь.

Василий. (плачет) Что ты со мной делаешь? Я хочу жить.

Александра. А еще чего ты хочешь?

Василий. Пусти меня спать. А ты веселись, как хочешь. Хочешь, к любовнику сходи.

Александра. Иди, Вася, поспи (смеется)


Василий уходит.

Александра. Вася, ты рюмочку-то выпей.

Василий. Спасибо тебе. Я ее в комнате выпью. (уходит)


Входит Прасковья Яковлевна.

Прасковья. Сашка, а где Василий?

Александра. Опять, блядь, подслушиваешь?

Прасковья. Ты что это задумала, доченька? Ты его опять в дом впустила? Он ведь пришел-то сюда в одних трусах. Опять ведь на шею сядет.

Александра. А тебе-то, какое дело?

Прасковья. А ты всегда по-своему делаешь. Я тебе сейчас скажу по секрету. Василий саки пьет.

Александра. Какой Василий?

Прасковья. Муж твой.

Александра. Ты дура, блядь, совсем, что ли?

Прасковья. А я давно это заметила. У него по утрам баночка в сенях стояла. Он ведь придурок. А я их зараз вижу.

Александра. Хоть бы ты, наконец, сдохла.

Прасковья. А куда торопиться.


В комнату вбегает Сима. Она тяжело дышит.

Сима. Шура! Горе-то, какое! Мама моя умерла! Шура!

Александра. Маланья. Ну, померла, так померла. Не вечная же она была.

Сима. Что? Да как же ты так можешь?

Александра. Я, что ли, ее убивала.

Сима. Она как дошла до дому. Легла и сразу… даже раздеться не успела.

Прасковья. Да, поди, она пьяная.

Александра. Вот Маланья уже сдохла. А ты когда?

Прасковья. А нам и здесь хорошо.

Сима. Что же теперь делать?

Александра. Ты иди домой, Сима. (убегает)


В окне появляется голова Андрейки. Он плачет.

Андрейка. Тетя Шура, жалко Маланью.

Александра. Иди домой спать.

Андрейка. Тетя Шура, а это ты ковер Симке отдала?

Александра. Какой ковер?

Андрейка. Ну, тот, что в сенях свернутый стоял.

Александра. Нет.

Андрейка. А она понесла.

Александра. Разбуди-ка Семена. Я это так не оставлю. Семен! Оглох, что ли?

Голос Семена. Чего?

Александра. Догони Симку. Догони, я тебе говорю!

Семен. Зачем?

Александра. Она у меня ковер ебнула. Посади ее в машину. Живо!

Прасковья. Правильно, Сашка, посади ее.

Александра. Я пока заявление напишу. Новости, еще какие! Ковры пиздить. Семен, поймал? И посади в машину, прямо с ковром.

Прасковья. И Симку за воровство увезем. Сегодня ковры, а завтра?

Александра. (пишет) Заткнись.


Входит Семен.

Семен. Александра Ефимовна, она там слезами обливается.

Александра. Да, поди, жалеет, что не успела унести. Вот тебе Семен, заявление.

Семен. Ты, что серьезно сдать ее хочешь?

Александра. А ты помнишь, чтобы я плохо шутила?

Семен. Да нет. Но она же соседка твоя?

Александра. Ты, сержант-поломойка, как думаешь, когда у тебя из под носа что-то пиздят, а?

Семен. А что, Маланья, и правду, померла?

Александра. Нету больше Маланьи.

Семен. Так по такому поводу надо бы отпустить.

Александра. Ты, Семен, не встревай. За что деньги берешь?

Семен. Ой, как неудобно получилось. У нее мать там мертвая. А она в машине у меня.

Голос Симы. Проститутка!

Александра. Слышишь? Я проститутка на воле, а ты проститутка в тюрьме. Улавливаешь разницу?

Прасковья. Сашка, не отступай!

Александра. Спрячь свой поганый язык. Андрейка, как там Симка?

Андрейка. Плачет.

Семен. Давай отпустим, пожалуйста, нам ведь еще вместе жить.

Александра. Отпустим, говоришь.

Семен. У нее на нервной почве это случилось.

Александра. Хуй с ней, пусть живет. Андрейка, забери ковер. Семен. Ну, вот и славно порешили. (уходит)

Александра. Андрейка, передай Симке денег, на похороны.

Прасковья. Сима! Иди домой. У тебя видно с горя ум за разум зашел. (Александре) Она ведь вроде трех мужей уморила. А это не расследовали. Три смерти, а кто их видел? Один уксусу испил. Второго Валентина ЗИЛом сбило. А последний сам повесился. Может,

Сима сама удавила. Андрейка, ты иди домой, то есть спать, я кому сказала!

Александра. Дурдом какой-то!

Прасковья. Поеду я, наверное, на Урал отсюда.

Александра. Хоть сейчас.

Прасковья. А ты думаешь, не поеду?

Александра. Пиздуй по холодку.

Прасковья собирает вещи.

Прасковья. Сашка, я шифоновое платье возьму?

Александра. Андрейка, ты таких дур когда-нибудь видал?

Андрейка. Нет, не видал. А куда она собирается?

Александра. Да пиздюлей давно не получала. Нервы мотает.

Прасковья. А вы только это и можете. Сашка, я сумку твою возьму.

Александра. Собралась. Уебывай. Потерпи немного. У Миши дом большой. Он меня давно зовет. Только я о вас все думаю. А вы вот как повернули.


Александра заталкивает Прасковью в дверь.

Прасковья. Не трогай меня. Прекрасно. Один синяк уже есть. А я себя еще щипцами поискусаю, да на тебя покажу. И в травмпункте зарегистрирую. Не зря тебя никто не любит, акромя этого хвостика. Ты думаешь, что хорошая? А умирать одна будешь. Ни Ваське, ни Ваньке не нужна будешь. Им денежки твои нужны. И Вика подрастет и окажется. А когда глаза твои померкнут и ебарям с пяток лет, не больше. Ох, Сашка! Маланья…(засыпает)

Александра. Слышишь, уже храпит. Давай Андрейка, выпьем. Сегодня мы бабку уморим.

Андрейка. Да ну ее.

Александра. Не, ни хуя! Она мне всю жизнь отравила. Когда-нибудь я тебе расскажу. А, может, и не нужно это тебе. Какой-то странный коньяк. Не берет совсем.

Андрейка. Да ты не переживай.

Александра. Помнишь, когда я лежала в больнице с глазами? Ко мне никто, кроме тебя не приходил. Все думали, что я ослепну. А зрение-то ко мне вернулось. А я все помню. Сейчас выпью еще рюмочку и уморю бабку. Вот и все переживания.

Андрейка. Может не надо.

Александра. Кстати, у меня подарок для тебя есть. Колечко. От матери твоей осталось. Мать-то твоя руками змей ловила. Ее все колдуньей звали. Вот так берет змею за голову – хвать. Фу, мерзость какая. Сейчас покажу. (встает и, покачиваясь, ищет шкатулку) Андрейка, ты шкатулку не брал? Да нет, ты не возьмешь.

Александра. Опять бабка. (открывает дверь) Ты не придуривайся спящей. Вставай быстро.

Прасковья. Сашка, ты что рехнулась? Ночь, ведь, на дворе.

Александра. Сразу говори, ты взяла?

Прасковья. Ничего я во сне не видела. Дайте мне покою. Я больна.

Александра. Сразу говори, где золото?


Александра вытаскивает Прасковью из кровати за волосы.

Прасковья. Еб твою мать. Я кому сказала.

Александра. Где золото?

Прасковья. Андрейка забери ее.

Александра. Андрейка-то ведь не взял. Для тебя было положено?

Прасковья выталкивает Александру из комнаты.

Прасковья. Нажралась – веди себя прилично.

Александра. Нет, ну ты видал таких сук? Она думает я пьяная. Не таких объебывали. Сейчас мы с тобой хитрить будем.

Андрейка. А, может, спать пойдем?

Александра. Нет, я в этом доме больше спать не лягу. Тошнит меня от этого дома. Не таких объебывали. Я этого дела так не оставлю. Не на таких нарвались. Нет, жизнь-то она одна. Пойми это навсегда. У тебя, Андрейка, только одна жизнь. И никому ее отдавать нельзя. Знаешь, какие у меня мужики были! Да, только, эта прошмандовка мне пакости строила и сплетничала. Я ведь в двадцать пять лет была Директором вино- водочного завода. Потом главной медсестрой в больнице. Больные без меня на операцию не ложились. А она думает, что я пьяная. И ты думаешь. А я знаю, что вы в школу не ходите. А зря. Сейчас нужна профессия. Кончились халявные заработки. Но когда-нибудь ты останешься один. Больше всего людей опасайся. Кто душу высосет, кто деньги отнимет, а кто и годы. Я не хочу, чтобы ты здесь оставался. Уходи сразу же, как только решишь и никогда не жалей об этом. И никогда и ничего не бойся. Вроде слушает?

Андрейка. У двери стоит.

Александра. Хитрить начинаем.

Александра. Мама, ты слышишь меня? (Прасковья садится на кровать)

Прасковья. Ты оставишь меня в покое?

Александра. Открой мне дверь на минуточку.

Прасковья. Нечего здесь делать. Здесь все мое.

Александра. Ну, зачем мы с тобой поссорились?

Прасковья. А я никогда не ссорюсь.

Александра. Я сказать тебе кое-что хочу.

Прасковья. Говори.

Александра. Нельзя это говорить при ребенке. Это деликатное дело.

Прасковья. Я все от тебя уже слышала. (открывает дверь)


Прасковья ложится на кровать. Александра присаживается рядом.

Александра. Ты думаешь, что мне легко с тобой ссорится?

Прасковья. Видать легко.

Александра. Я ведь тоже переживаю. Ведь мне одной и кормить вас нужно и заботиться. А это очень не легко.

Прасковья. От тебя все зависит.

Александра. Да я и так все – в дом. А дом наш еще долго будет стоять.

Прасковья. Возьми вон там на столе.

Александра. Что?

Прасковья. А зачем пришла.

Александра. Ну, зачем ты взяла ее, мама? (отдает Андрейке) Ведь я волнуюсь.

Прасковья. Да уберечь хотела.

Александра. А! А зачем у тебя тазик под кроватью стоит.

Прасковья. За надобностью.

Александра. Так, давай я уберу.

Прасковья. Убери, если хочешь.


Александра достает тазик и бьет бабку по голове.

Александра. Ты думаешь, я все забыла. Ты думаешь, я всю жизнь тебя, проблядь, терпеть буду. Я тебя сейчас просто убью.

Прасковья. Больно!

Александра. И только попробуй мне встать.

Прасковья. Клянусь, я больше никогда так не буду делать.

Александра. Вот так вот.

Прасковья. Прости меня за все. Не бей больше. Не надо. Я все поняла.

Александра выходит из комнаты.

Александра. Вот так вот, Андрейка.

Андрейка. Спасибо, тетя Шура. А почему ты мне его сегодня отдала?

Александра. Потом поймешь. А сейчас иди спать.


Андрейка уходит. Она поет песню.

Александра. Аз соати як, То соати ду, Аз соати ду, То соати се, Аз соати се, То соати чор, Аз соати чор, То соати панч, Аз соати панч, То соати шаш, Аз соати шаша, Ту соати хавт.

Мо анорем боли, дона анорем боли, як дона гуль ду дона, апори дона, дона, бали мардак бали, я дона мардак бали.


Входит Андрейка и садится за стол.

Александра. Ты почему не спишь?

Андрейка. Что-то не спится. Можно я выпью?

Александра. Ты что, без рюмочки и уснуть не можешь?

Андрейка. (закуривает) Не хочу я спать.

Александра. Давай-давай.

Андрейка. (дрожащим голосом) Не могу, тетя Шура.

Александра. Ничего не понимаю. Что там случилось?

Андрейка. Не могу и все. (на глазах у него появляются слезы)

Александра. Ну, не хочешь, не спи. Только я тебе больше не налью. Ты чего, плачешь, что ли? Ты что, ебнулся, что ли? Сама никогда не плакала и тебе не позволю. Быстро отсюда.

Андрейка. Там дядя Вася.

Александра. Ну и что.

Андрейка. (наливает себе рюмку) Он там с Викой.

Александра Ефимовна подходит к двери. Открывает ее, смотрит и закрывает.

Александра. А ты-то че ревешь?

Андрейка. Он ворочался с ней.

Александра. Ну, выпил вот и ворочался. Много ли ему надо. Соскучился по дочке.

Андрейка. Не буду я там спать. Лучше здесь в кресле.

Александра. Иди ложись на мою кровать.

Андрейка. А ты где ляжешь?

Александра. Я еще посижу здесь. Шагай, малыш.


Андрейка уходит со слезами на глазах. Александра Ефимовна выпивает рюмку. Закуривает. Поет.

Як дона, гуль ду дона, Анори дона, дона Аз соати як, То соати ду, Бали мардак бали, Як дона мардак бали… (на ее глазах появляются слезы) Нет, ну ты только подумай. Нет, ни хуя. Жизнь-то она одна.


Достает сумку. Складывает туда документы. Берет из шкафа деньги. Делит на две части. Одну кладет обратно.

Александра. Нет, жизнь-то, она одна. Як дона, гуль ду дона. Анори дона дона . Бали мардак бали. Як дона мардак бали. (уходит).




Назад
Содержание
Дальше