| КРЕЩАТЫЙ ЯР | Выпуск 14 |
ОТКРЫТКИ
ИЗ СУМАСШЕДШЕГО ДОМА
Слакосакома
– Я – Байбак. Петя. Мои мозговые клетки скунса вырабатывают гарприи… Приключен к пантографу – через слакосакому. Я – мальчуган Египта, египтян Петя Байбак, приключен на унформере… Баронесса играет на патафоне… Решается парный вопрос напряжением пятнадцать миллионов гарприй-жи. Маслице в животе болит, слакосакома приключена, а баронесса с мальчиком в животике, у него в яичках…
(Пете сорок лет, он мелкий, худенький, с большой головой и маленьким лицом на слабой шее. У него грустные, удивительно неземные и зеленые глаза. Раьше был слесарем в трамвайном парке.)
Наташа
Божежмоички, какая неспашечка…
(Потрясающе красивое лицо, прозрачные глаза лесной колдуньи, мавки, нежные ускользающие линии.)
Про интеллект
Женя Копелович, здоровый, важный. Имел первый разряд по классической борьбе (что психиатру противопоказано в принципе: удушает интеллект). Вызвал больного в кабинет, сам что-то пишет.
Никакого интереса. Долго. Потом наконец спрашивает:
– Слушай, чего от тебя так воняет?
– Так я усрався…
Колдуны-волшебники
Ваня Ожидрянов, заросший как средних лет неарденталец. И лицо свирепое, разбойное – ну просто герой болгарских боевиков.
Речевая продукция злобная, взрывная, на самом деле не агрессивен, помогает персоналу, с врачами, сестрами больными добр, безотказен. Но стоит остаться одному…
У, колдуны проклятые, волшебники е…е! Не отдадим родной Донбасс!
Боря Цоцкис, начитавшись новых методик, взял старый препарат и начал лечить по-новому. Ваня потускнел, перестал глядеть в оконные горизонты, спал и днем, и ночью.
Однажды на обходе сильно ученый Магидзон пристал с вопросами:
– Ваня, ну что там твои колдуны? Не дают жизни?
Ваня посмотрел в окно.
– Нету колдунов никаких… Вот только волшебники е…е!
Переглянулись ехидно. Николай Михайлович Белгородский вежливо так спросил:
– Боря, ты уже всех взял на "зубчатое колесо"?
Женитьба
Он красив, как киноактер или победитель большого чемпионата, темноволосый, с непослушным казацким чубом, белозубый, с холодными синими глазами. Что-то дьявольское, от врубелевского Демона. Он еще атлетического сложения. Никогда не занимался спортом, а сложен – медсестры из других отделений специально приходят глянуть.
Симптоматика непрерывная, бредовая. Галлюцинирует молча, напряжен. Нехороший больной.
Часты родители. Уверены, что болезнь из-за отсутствия бабы: тут накапливается, а туда вдаряет. Общепринятая теория спермоинтоксикации.
Пытаюсь убедить, что между половым членом и "мозгами" канализационной связи нет. Слушают, поджав губы, – не верят, зна-а-ют свое. Забрали домой. Потом отвезли в Белоруссию, там все подготовлено: молодая, как августовское яблоко, наш красавец-жених (конспирация полная), две свиньи – жареных, копченых, посоленных, конечно же бадья самогона. Полный свадебный комплект на неделю.
На вторую ночь молодой убивает новобрачную. Молотком (держал под подушкой), одним ударом, во сне. Та пару раз дернулась и ушла, так и не узнав, что ее убили.
Месяцев через восемь его привезли на принудительное лечение.
Навсегда: кто ж после такого гомоцида выпишет?
– Алеша, ты за что невесту убил?
Посмотрел на меня холодными синими глазами, коротко хохотнул.
Что-то услышал, по-видимому. В глазах внимательная злоба. Ноздри двигаются, бицепсы ходят.
Что-то и родители не показываются…
Как стать импотентом
Для этого нужно поверить цыганке, которая по злости и отрицательному назначению тебя "испортит", "сглазит", "наведет порчу" или "сколдует". Важно поверить – без этого ни одно поганое действо не состоится.
Василий Самойлович С. так и поступил.
В общем-то его начальственное сопровождение трех машин с арбузами на центральный городской рынок большого смысла не имело: в каждой кабине ехала продавец-кассир и шофер-грузчик. Да и торговля шла бойко и вполне успешно. Василий Самойлович ходил между машинами и начальственно следил за порядком. Ему нет сорока, он бригадир в колхозе, человек добросовестный и серьезный. И еще совестливый, впечатлительный, тревожно-мнительный.
Словно из-под арбузной корки возникла усатая Кармен, с монистами и множеством юбок.
– Дай два рубля, дорогой, всю правду скажу, не бойся...
Василий недоверчиво посмотрел на нее, сработал инстинкт самосохранения:
– Иди дальше, иди.
Но асфальтовая прорицательница упорствовала:
– Мать умрет, вот что скажу. Талисман дам, не бойся.
– Да иди, сказал, иди своей дорогой, чего прицепилась, надо же!
И тут случилось непоправимое.
Она глянула на него своим глазом-крючком (так все ж знают, что глаз порченый) и сказала зло и жестко:
– Стоять у тебя не будет, козел!
И еще грязно выругалась.
Василий Самойлович все понял сразу. Его обдало жаром, он ощутил беду. Но полностью беда показала себя ночью: никакой эрекции, никакого намека на движение – и осознание полной обреченности.
Так прошел месяц. Он замкнулся, все думал о чем-то своем, в глазах стояла тоска. Однажды жена прибежала с фермы, увидела открытую в сенях ляду и сапоги хозяина внизу. Взметнулась по лестнице на чердак – в петле хрипел без сознания Василий...
Грузовой машиной на сене доставлен в областной центр, в реанимацию, где спустя девять дней был полностью возвращен к жизни и переведен к нам в стационар. Достался мне.
Больной печален, брови в скорбной складке, всем рассказывает историю своего "сглазу", "чар", абсолютно уверен в реальности продолжающегося отрицательного действия внушенной ему программы.
Коррекция – нуль. Эффективность медикаментозной терапии – нуль, разве что астения уменьшилась за счет церебропротекторов (интенсивная мозговая "подкормка") и общеукрепляющего лечения. Лучше других знает о реальности действия цыганкиной суггестии (внушения). Его-то расстройства налицо (точнее – ниже...).
Приезжает доцентесса, советуюсь с коллегами: ничего путного, все больше шуточки. Далась эта чертова прорицательница – и ему, и мне...
Решение подходит сперва предчувственно, потом оформляется в слова и схемы. Если цыганка его "очаровала", я должен "разочаровать"!
Дальше дело техники. Проверяю на внушаемость – податлив, как воск. Он уже знает о готовящемся "снятии чар", но я несколько дней тяну. Чтобы сильнее ждал чуда, иначе что ж за чудо – сразу? Чуда бывают, когда их ждут.
Первый сеанс. Углубляю сон, раппорт[2], даю полную программу ожидания снятия цыганкиной программы.
Второй сеанс. Полное и безоговорочное уничтожение "чар" и возвращение потенции. Во внушенном состоянии рисую воображаемую близость, фрикции, оргазм. Очень даже здорово. Не ожидал. Доволен ужасно. Далее еще три сеанса, лечебный отпуск на пару дней. Еще несколько гипнотических сеансов и – пора домой!
Не будь Василий Самойлович таким внушаемым, не было бы и цыганки. Не будь цыганки, не было бы и меня.
Без глупых не было бы умных,
Оазисов без Каракумов,
Есть соль земли. Есть сор земли,
Но сохнет Сокол без змеи.
Сокол – это я. Цыганка – это змея, факт.
Приятно.
Олег Д., самый рядовой
Я – заместитель главврача большой загородной психбольницы. Нужно посмотреть новых больных. Листаю истории поступивших – ничего интересного. Какой-то малый по направлению райвоенкома, из армии комиссован по статье 7б (психопат). Эта госпитализация – проверочная, военкомат интересуется достоверностью армейской военной экспертизы. Во бдительность...
Отношение к парню заведомо негативное. Столько их уже повидал, героев часа, антисоциальных и убогих храбрецов. И точно. В кабинет заходит парень в каком-то хитоне, остриженный, долговязый, – по-моему, еще и с аденоидами – носом плохо дышит.
Дурковатый вид.
Играя своим интеллектом, с иронией спрашиваю о его отношениях с экзистенциализмом.
Без всякой иронии отвечает, что Жан-Поль Сартр ему ближе и понятнее Кьеркегора – возможно, из-за его метафоричности, художественной образности философских категорий. Хотя, конечно, Кьеркегор – классика и фундаментальность.
Пристыжен так, что хоть паранджу надевай. Внимательно читаю выписку из Душанбе – там в республиканском госпитале проходил военную экспертизу Олег Д. Безупречный анамнез с полной информацией о детстве, средних годах, о поведении, успеваемости, структуре личности, типах реагирования и пр. и пр. – все класс. Подробнейшее представление о поведении при прохождении службы, характеристики, рапорты. Обследование психолога, клиническое обследование, консультация профессора, заключение.
Решение экспертной комиссии: психопат, неустойчивая компенсация, годен к нестроевой в военное время.
Сиречь значит, что от армии он свободен практически навсегда. Во-первых, "военное время" означает войну – не "локальные" действия армии, а объявленную и масштабную, что трудно себе представить. Во-вторых, армия более всего боится психопатов, потому что они способны любую рать обратить в любую сторону, и их повторный призыв невозможен, опасен, губителен.
Были, правда, другие испытания для "белобилетников" по ""7б"" – учет в психдиспансере, отказы "органов" в поездках за рубеж, проблемы с трудоустройством по выгодным контрактам и пр. Но когда молодой человек спасается из ненавистной ему среды с ее писаными и неписаными законами, он слабо озабочен какими-то "учетами" и "отказами".
Олег Д. ни от чего не спасался. Конечно, захлебываться от носового кровотечения в аду шестидесятиградусного бронетранспортера мучительно. И стоять в наряде, да еще вне очереди, да еще по-третьему – занятием не назовешь. Но вот бежать (не идти!) за брошенным щелчком прапорщика окурком, возвращаться и снова бежать – истязание и муки. Невыносимо. После третьего окурка прапорщик упал от удара в лицо, а стоявший над ним Олег спокойно пообещал ему при случае расстрелять. И прапорщик понял, что его не обманут.
Гауптвахта, рапорта, назначение экспертизы, окружной психиатрический госпиталь – дальше известно.
Он вел себя как везде и всегда. Он умел читать и с наслаждением делал это. Он имел учителей и друзей и переписывался с ними. Он умел терпеть и ждать. Он умел быть свободным и берег в себе эту свободу.
И врачи госпиталя поняли это. Его история болезни – плод профессионального творчества, грамотного, вдохновенного. Но почти все – выдумка, образ. И с этим образом он предстал перед Профессором (звали его Ф.Ф.Детенгоф), а потом получил свободу. Но он никого ни о чем не просил. Он и был свободным.
А что ж мне делать?
Я поступил как все ленивые врачи – они передирают с чужого и стараются не думать своей головой. И не жалею об этом.
Вот такой экзистенциализм...
Ее звали Марихуана
У него вид горьковского Челкаша: высокий, сутулый, шея, как у варана, – коричневая и вся в глубоких морщинах, неподвижное лицо и совершенно индейский профиль. Зовут Федор, а на самом деле Фаррад. Родом из Бухары. С каким восхищением я смотрел, как он ловко и без усилий раскатывает трехсоткилограммовые рулоны бумаги в нашем крымиздатовском дворе или ставит их на-попа, а мы втроем не могли дать ему ума, и тяжелый рулон мотал нас, дворовых пацанов, куда хотел, пытаясь наступить на пальцы и на пятки.…
Ездил он всегда на "полуторке" с дядей Гвидо Бучарелли, который жил тут же в издательском дворе. Дядя Гвидо был итальянский антифашист, женат на вертлявой и скандальной казачке, а мы любили его за терпение и доброту. Он с Федором возил целые дни издательские рулоны, а нам периодически перепадали стволы дли пушек из рулонной основы.
Челкаш не отличался словоохотливостью, все делал молча, только иногда вздыхал и, недоумевая, смотрел на свои руки. А однажды дал мне рубль, литровую банку и послал за вином метрах в десяти за Крымиздатом со стороны Карломаркса. Он, как всегда, расположился с обедом на стоячем рулоне.
Федор пил медленно, не отрываясь, как пьют лошади, допил до конца, проверил дно и отставил банку. А мне сказал:
Ты слушай.
Знаешь кто в Бухаре секретарь горкома? Это царь, бог, хозяин поднебесья и житель неба. И, конечно, басмач главный, который кого хош казнит, не спросит. А дочка его в нашей девятилетке училась. Ее утром "эмка" привозила, а днем уже у школы ждала. Веселая девочка, шустрая и красивая не приведи встретить.
Так вот, положила она глаза на меня. Я собой ничего был, высокий, в парусиновых брюках и туфли белые, парусиновые, зубным порошком чищенные. Красивый парень, в общем.
А один раз говорит – в кино пойдешь со мной, мне уже билеты взяли? И я ей: конечно – можно. Так и договорились.
Понятно, я на час раньше пришел. По площади хожу неприкаянным, ни сидеть не могу, ни ходить, ни стоять. В чайхану пошел. Чайханщик говорит – травку покури, все пройдет, посмотришь. Я один раз уже курил, никакого результата, одна тошнота и в голове пляска. Ну, здесь у него поосновательнее, кальян, подушки... как их... ястырк . Закурил, обалдел. Вдруг звон в груди – пора!
Я скорей на ноги, на улицу – Она идет, вся белая, радостная. И я ей улыбаюсь, тоже радость – на всю вселенную. Подошел вплотную, внимательно так посмотрел на нее – и тут меня вырвало!! Прямо на нее, на белое платье, на белую сумочку, на руки, я даже видел, как тело прилипло! Там уже шофер к ней бежит, я в другую сторону – до самого Крыма.
Она в Ташкент переехала сразу. А я в дураках застрял. Как звали? Марихуана, должно быть…
Много лет я был уверен, что ее звали Марихуаной[3]…
Психборец за правду
Ваня Шикут – долговязый, сутулый, с ежиком светлых волос, улыбчивый и добрый. Старый пациент, много раз бывал в стационаре. На сей раз доставлен милицией из приемника-распределителя как нарушитель общественного порядка.
А фабула такая. В конце апреля в колхозе посевная, техника и люди в поле, весенний день спешно кормит год. У Вани душа не на месте.
Ему снится Первомай. Колонны людей, цветы, голуби мира, международный день солидарности трудящихся абсолютно всех стран. Что-то такое приподнятое, светлое. А тут проза, общая озабоченность, никакого ликования.
И Ваня уезжает в город.
У него в сидоре хлеб, вареные яйца, луковицы и соль. Денег, правда, ни копейки. Одет в калоши на босу ногу, футболку с номером на спине и на груди. Два дня среди людей, ночует на вокзале.
Утром Первого Мая, пристраивается к колонне демонстрантов. Везде музыка, люди танцуют под гармонь и поют. Ваня петь не умеет, но все ужасно нравится. Подходят к трибуне. На пластмассовом мавзолее местные вожди, сытые и суровые.
– Чи знаетэ вы, што у нас посевна? А ну геть в колгосп! А то свинарник такой выстроился, бильш нашого! – Кричит им Ваня.
Через минуту гвардейцы партии ломают Ваню, пакуют в машину.
Десять суток за нарушение чинопочитания и спокойствия.
Наш герой – труженик. Он подметает площадь перед оперой, собирает окурки, чистит газоны. Отродясь такой чистоты не было.
А во время дневного действа в опере с метлой выходит на подмостки, принятый за рабочего сцены, смотрит в зал, на застывших артистов и обращается с речью:
– Ото ж, народу собралось... А у нас в колгоспи посевна, рук не хватает. А ну геть в колгосп!! Расселись, понимаешь...
Говорят, более веселого спектакля с той поры не было. И до того тоже.
Ваню снова садят в машину, везут в темницу с круглосуточным освещением. Ване тем более обидно, что не о себе болеет, а о колхозе, об общественном деле.
Снял галошу, помочился в нее и выпил. Только тогда ванины опричники сообразили: так ведь он псих! Тут же перевели в психиатрическую лечебницу.
Диагноз – шизофрения, простая форма. ...
Все, как у людей, но все – слишком.
А в августе поступил снова.
Молодая энергичная женщина выбила в колхозе аренду гектара земли, засеяла дынями и арбузами, наняла Ваню сторожить. Мир не знал лучшего сторожа – днем и ночью он бдил чужое хозяйство, ни один сорняк не пропал, не то что арбуз.
Ваня появился в семье в конце лета (у него жена, трое детей), купил в дом простенький телевизор, сдал все деньги (хозяйка была не очень щедра – видимо, с поправкой на умственные ванины особенности).
Потом, поразмыслив, хозяйка, которой Ваня стал почти как муж, решила доверить ему самое святое: продажу бахчевых. И ни один рубль не пропал у Вани!
А когда закончил Ваня торговлю в городе, то все деньги отнес в ОБХСС – чтоб народу отдали, а то прибыль налогом не обложена, да и не все с законом в порядке.
На следующий день из Мариуполя приехали три брата хозяйки с кольями – убивать Ваню. Но Ваня, не понимавший страха, им все объяснил, рассказал. А старшего, особо настырного, еще и поколотил. Браты уехали в Мариуполь, а Ваню, как барина, в психбольницу отвезли – больно возбужден был, не все понятно говорил, в последние дни не спал совсем...
[1] (Вернуться) Акын – бродяга, трамп. Что видит, о том и поет – хоть верлибром, хоть прозой. Я – в прозе.
[2] (Вернуться) Раппорт – контакт с пациентом или добровольцем во внушенном состоянии.
[3] (Вернуться) Марихуана ("каннабис", "план", "анаша", "гашиш", "травка") – вид наркотического зелья, состоящее из смолы листьев и побегов индийской конопли, одно из самых "простых" средств для утраты человеческих свойств.
|
|
|