ПОЭЗИЯ | Выпуск 21 |
Земля Коми - вольная, мирная и трагическая. Никогда не знала она ни вражеских нашествий, ни крепостного права. До самого двадцатого века жизнь на ней была нелегкой - Север, но и не искажённой той внешней силой, что зовётся историей.
Лишь однажды произошло здесь одно малозаметное внешне, но крупнейшее для неё событие. В конце XIV столетия пришел из Москвы в леса Коми святитель Стефан Пермский, принеся языческому народу коми слово Евангелия. Целых пять веков после этого языческое отношение к суровой и вместе с тем ранимой северной природе-кормилице освящалось христианской верой, а жизнь в крае была мирной и ровной. Кажется, и не было у неё особой своей истории. И слава Богу, что не было. Только вот судьбы - общей с Россией - миновать не довелось.
XX век изменил многое. И узнала земля Коми, чтo есть история, чтo есть шум цивилизации и чтo есть трагедия для миллионов жителей страны независимо от места рождения и национальности. Её вольные прежде территории были опутаны сетями сталинских лагерей. И смешался немыслимый людской конгломерат: воры и философы, убийцы и врачи, садисты и священнослужители, насильники и художники, дезертиры и доблестные военачальники. Сколько знаменитых людей прошло через лагеря в Коми! А потом - могилы, могилы, могилы... Без имён, лишь с лагерными номерами на фанерных дощечках. Неотпетые, неупокоенные...
Да и многие из выживших в Воркутлаге, Инталаге, Ухтпечлаге - тоже оставались здесь же, сказываясь малой лептой, злой или доброй, на душевном настрое той части человеческого общества, что зовётся ныне населением Республики Коми. А зон здесь и теперь немало. Почему осужденных неизвестно где - отправлять надо именно сюда? Кто ответит?..
Много чего оказалось здесь намешано в человеческих душах. И то ли безымянные могилы того требуют, то ли нарушившаяся гармония неспешного течения жизни, то ли сам новый человеческий потенциал, но не могут здесь не рождаться всё новые искорки художественного постижения бытия.
Прежде меня удивляло, сколько же в одном только Сыктывкаре - совсем не большом городе - стихотворцев. Не всем дано искусно владеть поэтическим словом, но стремящихся к этому, терзающих себя творческой неуспокоенностью - десятки, если не сотни. Среди студентов знаменитого Литературного института моих земляков (а нас в Коми всего-то с миллион будет) больше, чем начинающих поэтов, например, многомиллионного Ленинграда. А чему, собственно, удивляться: вряд ли могло быть иначе. Земля такая. Заставляет. Видать, нужны ей поэты.
Но нельзя и обольщаться. И вовсе не потому поэтов из Коми проходит через Литинститут больше, чем из Ленинграда-Петербурга, что здесь будто бы больше талантов. Причина проще и грустнее. Ведь провинция, она легче, в сравнении с крупными центрами, даст сказать первое, ещё не до конца выверенное слово, но и сама же потом обратится глухой стороной. Отличать поэзию от газетного рифмования она не умеет. А нехватка понимания, нехватка общения с себе подобными, которых попросту не удаётся собрать, приводят - для одних - к отсутствию хорошей “школы” (и даже будто бы нужды в ней), для других - к ощущению собственной отчуждённости от литературной жизни.
Для тех, кого почётная роль “классика районного масштаба” (‘почётная’ в данном случае - в обоих смыслах: и как вроде бы признанная, и как, в общем-то, ни к чему не обязывающая, этакое “почётное членство”) устраивать не может, пытаются обращаться в московские издания. Но и Москва, поглядывая на всех свысока, чужих принимать не любит.
Не услышанные ни в столицах, ни у себя дома, иногда поэты замолкают...
Кто из читателей в Коми знаком со стихотворениями Анатолия Панюкова, представленными в 18-м номере “Крещатика”? Выходили они лет десять назад в его книжке “Зеркало для дождя” (тираж - 20 экземпляров), а больше - никуда попасть не смогли. Даже республиканские газеты, ориентированные на какое-то другое, может быть “поактуальнее”, творчество, были для них непостижимо закрыты - даром что литературной страницей там ведал обычно свой же брат-стихотворец. О стихах же, опубликованных в сегодняшнем номере, думаю, даже не догадывались и те, кто непосредственно знаком с автором. Лет восемь уже, как поэт отошёл от всего, уже ни в каких творческих встречах не участвуя, отказавшись от всяких попыток опубликоваться. Это грустно, но укорить его не в чём. Или почти не в чём.
Навсегда однажды покинул Коми Дмитрий Фролов. Уехал совсем ненадолго, но вернуться уже не пришлось. Стихи его с нами, но сам он - что так похоже на осознаваемый им выбор - в дни, когда в Коми ночью не темнее, чем днём, нелепо и страшно погибает далеко от дома, в такой же чужой ему, тёмной ночной Москве...
Некогда блиставший в столице да и в стране (сам москвич по рождению) Александр Алшутов, друг всех инакомыслящих, в снегах Коми кончает свои дни почти в безвестности, получив признание руководства республики, в виде облегчения материального положения для семьи, уже посмертно...
Наверное, так не только в Коми. Такова провинция. Но и поэзия здесь, с её северным упорным характером, - на русском ли, коми ли языке - такова. Такова, что всё равно ничто не сможет её остановить.
Судить о её ценности не мне. Наше скромное дело - лишь довести стихи до читателя. И вот за эту возможность я бесконечно благодарен такому далёкому от Коми (далёкому географически - не душевно!), но такому гостеприимному журналу, каким оказался “Крещатик”.
* * * Наступает тщедушный рассвет Неуютного зимнего дня. Материнской звезды силуэт До весны не согреет меня. Низко зимнее солнце висит Над застуженной стылой землей. Но планеты раздумчивый вид Все же дарит какой-то покой. 15 января 1993 * * * Когда она могла говорить: “Перестаньте”, Было намного легче, Как легче бывает вечер, Проведенный неспешно с бутылкой кьянти, А не водки (прости нас Боже), От которой потом и не много вспомнишь. Но коль так, и лакуну радости не восполнишь Уж ничем, кроме водки, что же И пожелать себе: дней ли, как сито трезвых, Или какого дива, О котором если и скажешь: “Красиво...”, То разве с большой натяжкой. Лезвий, Чтобы побриться, всегда в достатке: Хочешь - “жилетку”, а нет - и “Нева” сгодится. Глянь, как клокочет горлышко одиноко поющей птицы, Да и звуки голоса - чем не сладки. Так и о чем же ропот, живи приметой: Улыбнется девушка - это к счастью, А ветер задует - это, увы, к ненастью, А может, к тому, что пора и закончиться лету. 3 июня 1999 * * * Пройти с мороженым по улице - Глядишь, опять Вавилов встретится, Хотя и сможешь лишь ссутулиться, Покуда с дочкой он в автобусе, Конечно - мимо, проезжаючи, Мельком кивнёт улыбкой жалкою, Как ковыляешь ты по-заячьи С дурацким ужином - мороженым... 13 сентября 2001 * * * Кто-то в церкви службу стоит, Кто-то дома горькую пьет. Это время мое горчит, Это время мое идет. Да куда уж за ним поспеть, Да уж чем его подсластить - То ль акафисты в церкви петь, То ли горькую также пить? Закрутилось всё, заплелось - Кто распутает эту нить. И к душе подступает злость, Когда нужно добрее быть. Кабы лето да подлинней, Кабы меньше вокруг людей, Кабы волю любви моей - Может, стал бы и я добрей. Ведь и сам я в церкви стою, Да и сам же напьюсь потом, Да живем-то мы не в раю, И не очень легко живем. Не всегда трава зелена, Не всегда утешает дождь. Холодна моя сторона... Да другой - своей - не найдешь. 5-30 января 2000 * * * Гляжу на остывающую воду в конце месяца Цы Окончание месяца Цы В этот раз с сентябрем совпадает. Ох вы, листья, мои храбрецы, Что-то вас убывает. Вот и северный ветер вздохнул, В мелких лужицах выстудил воду. Издалёка доносится гул, Он сулит непогоду. Это там, на далекой Янцзы, Тех же уточек волны качают. Ну а здесь после месяца Цы - Ничего не бывает... 2000 Облака Трава ногами не примята, Легко здесь бабочкам порхать. Плывут по небу клочья ваты. И хочется лежать, лежать. И никогда не возвращаться В тревожный, опустевший дом. И никогда не отрываться От белого на голубом. 8 июля 1992 * * * Утону ли в вине, Разорву ли свой круг - Что положено мне, То и сбудется вдруг. Не подскажет никто, Где же рай неземной. Говоришь: “Налито”? Ну и пей же со мной. Ну, а душу сгублю Раньше ранних седин? - Так, я с детства люблю Песни русских равнин. 22 сентября 1993 * * * Этой женщине, в черном ли, в белом, Вряд ли весело нынче со мной. Мы живем не душой и не телом, Может, только картиной ночной. Вот луна по-над тучами пляшет, Из небес нам гримасы кроит. Все равно - ничего-то не скажет. Да и женщина - чаще молчит. 11 сентября 1995 * * * Легко говорить с дождём, Но трудно с людской скуделью. Проснуться б часу в шестом И, выспавшись, встать с постели. И, крошек набрав в карман, Скормить по дороге птицам. И, в тихий уйдя туман, Отсутствию научиться. 1 мая 2001
|
|
|
|