ПОЭЗИЯ Выпуск 24


Елена ЮДКОВСКАЯ
/ Амстердам /

Перевернуть страницу...



* * *

пишу в свое прошлое в мое прошедшее время
когда я еще маленькая а папа высокий
дождевая вода прозрачна и тяжела
а у мамы ни одного седого волоса

ах мамины волосы...

смотрю в свое прошлое мое прошедшее время
в летнем кинотеатре крутится пленка
встреча солдат на Эльбе
все солдаты курносые и белобровые
воздух заряжен ожиданьем
то ли грозы то ли степного безветрия
а в летнем кинотеатре крутится пленка
и рвется пленка на самом интересном

до сих пор крутится...
до сих пор белобровые...


* * *

Волшебный миг - перевернуть страницу
и прочертить по воздуху каракулем.
На полувдохе выдохнуть от страху ли
не повториться.
Перевернуть, как перейти границу,
где берег разлучает облако
с водою палой.
И голос выгнется к началу,
и рот, как половинку яблока,
сведет овалом.
Ау, чем звук запорошило:
песком или ошметком лавы?

Перевернуть, не прошуршав углами...
Что там, на следующей, на недвижимой,
пока еще без точек и заглавий?
Хранилище, дарилище извилин,
а посередке выпуклых изломов
сплетение рептилий незнакомых,
что мерное падение осилив,
застыли на весу подковой.

Ату их, - изреку гулливо, -
рисунок не затейливый, но смачен.
Кто разметал такие переливы?
Наверное, кентавры, не иначе.

Становище, побоище и... стон,
Зарытый обоюдо и двояко.
Из хаоса рождается...
но что
рождает хаос?
Может, вакуум...


* * *

Разве мне выпадало
пять-десять минут прикорнув
и еще полчаса поканючив,
не от случая к случаю,
а как водится, образцово
отбиваться мячом по мечу,
что давно из орал перелицован.

Разве мне выпадало
прошлепать у озера
и увидеть, что там не вода...
Вода не озерная,
а свинец из литья.
Разве мне выпадало
заглядеться и долго
глядеть на дитя,
как пчела на подсолнух...
на точечку черную.
Я в плену не у времени, а у греков,
их силлабо-панической тоники,
что меня обнесла, как забор.
Даже если запой,
все одно до ямбической колики.
Значит, снова одной,
в одиночку
зарыться в траву, упиваясь покоем.

Разве мне выпадало такое?..


* * *

в этом городе я увижу себя и не отвернусь
потому что не скроешься

в этом городе
дождь по задворкам как двоечник
пробежит и скажет
- что еще?
какой нынче день? понедельник конечно
седьмой день понедельник
самый понедельный бездельник
тяжелый от страха что его разменяют

где я?
на площади продуваемой всеми ветрами
как дом бездомного
где не просто уснуть
а проснуться совсем не возможно
потому что под утро приснишься себе
и не узнаешь свое лицо

в этом городе седьмой день понедельник


* * *

значит пора

но до скончания снега
дуростью маюсь не выясняя
что есть омега
тем более альфа

плавают эльфы
как мухи в засиженной склянке
каждая муха кусочек базальта отжившей эпохи
в каждой эпохе
есть место убогим и безымянным

каждое имя лишь эхо неразличимое слухом
только на ощупь
то прикасаясь слева направо
или напротив справа налево
и
до скончания хлеба


* * *

накопить? никак не возможно ибо
накопительство бесконечно

то кастрюлю притащишь с помойки
то старый подсвечник
все сгодится
то раздавленный стул на котором
так сладко дремалось кому-то когда-то

вещи комнату захламили в два ската
а на самой вершине двускатной
машет крыльями календарь
отшумевшего лет исчисленья
то апрель бело-розовым опереньем
то февраль
уткнется небритою тенью
в ладонь
то август припорошенный пеплом
заводит кря-кря
под вороньим крылом сентября
зря

лебединая шея торшера склоняется долу
и скалится письменный стол
навсегда выдвижными протезами
с пылью

от стены до стены
вещи комнату заселили
задарма по дешевке
даже негде упасть
и местечко себе откопать
по истончении времени


* * *

мой дом моя семья мой плен...
бегу от этих стен
но спотыкаюсь снова о стены
как пленный
уж поредел камыш в кольце болот
ни зыби на плаву
все брод и брод
бегу по окоему брода
а по болоту шастает урод
ступней навыворот
побереги урода
от вольницы и недорода

мой дом мой ком или комок из глины
не запалить ни трутом ни углем
опять бегу затаптывая линии
что на роду записаны петлей
кругом ни зги
а за кромешной згой
покой
и надо б заманить кого-то
хоть на часок
а там... махнуть рукой

пускай войдет
распахнуты ворота
в плену достанет места для урода


* * *

До чего ж поразительно все одинаково:
и дома, и трамваи, и люди одетые...
Одинаковы женщины, одинаковы дети,
даже если раздеть их,
все равно одинаковы.
Я устала поддакивать
на вопрос - как Вам нравится это?
Да, мне нравится это.
Если б только не это.
Впрочем, я не про это.

Потеряла колечко в траве,
и траву потеряла
на окраине,
где навалена всячина всякая.
От востока до запада, как от Москвы до Урала.
А деревья причесаны все, и взлохмачены все
одинаково.

Потеряла колечко, траву и окраину у обочины,
даже туфельку Золушки, что впору
нежданно-негаданно.
От востока да запада все следы
слегка укорочены-
то ли с левой ноги, то ли с правой ноги
отпечатаны.

Поразительно все, что никем не проверено.
От востока до запада... в Воркуте или Кракове
oдинаковы жертвы, даже те, что расстреляны.
Те, что ходят по свету,
еще одинаковей.
Я устала оплакивать
то, что было до этого.
Только разве до этого?
Я, наверно, поэтому
спотыкаюсь, как сослепу от востока...

Однако,
может быть, в одинаковости
и зарыта собака?


* * *

и вот он последний поворот
за которым осталось лето
последний июль как парковый лось
утерявший свой род и повадки
последняя электричка
самая последняя по порядку
а следующей не ждать
но
ждите ответа
последним эхом скандирует голос
удушенный телефонным проводом

мы пропадаем без вести
и повсеместно
последние не всегда долгие проводы
потому что удивление на исходе
и вытекает последнeей водой из крана
а улыбка похожая на гримасу жажды
не самая памятная
но
от дорожного столбика
до соляного столба
море
останется Красным



Назад
Содержание
Дальше