| ЛАТИНСКИЙ КВАРТАЛ | Выпуск 29 |
|
Ночь Ночь безводна, тиха, на трухлявой подстилке луна умирает, и «С» (т.е. «Смерть») задыхается в дыме. Как на сцене артист, «матюгальник» бубнит имена остановок. В подтексте – словесная заумь в пустыне. Воздух неосязаем, но чёрен и явственно кисл. В нём вчерне обустроен грядущего «завтра» мицеллий. В предпоследнем трамвае везу предпоследнюю мысль непосредственно в сторону ей предназначенной цели. Ночь тиха и легка, а живёт ожиданьем беды. И, оттенки меняя, творит привиденья со вкусом. Но совку из Совка в предвкушении новой метлы их скучны имена и не рад он, что призрачен мусор. Не обучен хотеть, я впадаю в родной негатив (как в родной коллектив) и твержу в отрицаловке мудрой сам с собой тет-а-тет и уже на знакомый мотив: – Ночь легка и летит. И она не чернее, чем утро. Речка Сходня Извивы стиха непредсказуемей тика. Там буква мелькнёт, там – слог, а вот это – что там?.. Петлисты: река и уши преступного типа. Он пентиум, типа, заносит над нашим счётом, не гамбургским, правда... А по реке – барашки, вроде, агнцы, а в перспективе – жаркое... Электропоезд мчит через мост к «Трикотажке». Солнце сменяет дождь... Непостоянство какое! Сходня бурлит, завивает круги и петли. Тут был когда-то лес и, должно быть, леший. За наяд не скажу, не знаю, были ли, нет ли... (А у меня, может, были – вихры, враждебные плеши?..) Я уж не с кровью рифмую любовь, а всего лишь с болью. Прячется кобальт неба в столовой гжели... То, что когда-то звонко звалось любовью, тихо влетает в синее, без движений... Чаю ли выпить? Выплыть ли – на дорогу... Вторит изгиб изгибу, как сказка – факту. Ночь в стихах рефлектирует понемногу. Звезда звезде посылает месседж по факсу... Синее станет серым. Слетают листья... Осень. Штампы аллюзий впишите сами. Я уползаю в тёплое закулисье. В собственную тарелку. В родные сани. * * * Чахнет душа в усыпальнице смысла. Сохнут мозги на верёвочке лет. Что было сладко – становится кисло. Что было кисло – сходит на нет. Всё тривиальнее тропы метафор: в Рим не ведут, а скорее во тьму. Как там говаривал визирь – «Мутaбор»? Незачем. Я не подельник ему. Нет! Измененье изменой чревато... Как мезозойский паук в янтаре или калиф, позабывший цитату, я навсегда остаюсь в январе. Что-то бубню, натянув рукавицы. Кашель – простуда, не старческий хлип. Я ещё рыцарь. Я ещё витязь. Я ого-го ещё, знаете ли! |
|
|
|