Поэма о море

В городе Сиктыме я познакомился с секс-туристом из Ханты-Мансийска. Это был нестарый худой мужчина в просторных шортах ниже колен и шапке с мигающими усиками. Пружинистые светящиеся усики с пипочками придавали ему сходство с инопланетянином или светлячком; в темноте его было видно издалека, чего он, вероятно, и добивался. А внешность ускользала.

Я сидел за круглым пластмассовым столом и пил из пластикового стакана кубанское вино, а светящийся турист, между тем, курсировал по кафе и рассказывал всем желающим о природе родного края. Поскольку на плече у него висела сумка, то я принял его за вора, который сметает вещи зазевавшихся собеседников. Затем турист достал из сумки красную папку, и я заподозрил, что он пытается всучить фальшивую путевку. И наконец, по тому, как он судорожно опрокидывал один стаканчик за другим, нервно поглядывая на часы, я понял: незнакомец отправил свою толстую жену на концерт поп-ансамбля «Э-Ротик» в пансионат энергетиков, а сам тем временем решил оторваться.

Как это часто бывает после первого стакана, едкий голос суетливого инопланетянина внушал мне отвращение. После второго я стал с любопытством прислушиваться к его россказням, а к середине третьего мне захотелось с ним сойтись. В это время щедро декольтированная дама в туго натянутом атласе отдернула смуглую руку с браслетами, на которой тщился погадать светлячок, и бурно ушла, оставив на столе узкую пачку сигарет «Davidoff». Незнакомец уязвленно огляделся в поисках следующего слушателя, всплеснул руками и бросился ко мне.

– Леонид. Энергетик из Ханты-Мансийска, – представился он.

Из двух изгоев мы превратились в компанию на зависть другим одиночествам.

– Как вам Сиктым? – спросил энергетик.

– Прекрасный город, – ответил я. – Только самолеты летают слишком низко. Мне кажется, они могут задеть колесами крышу моей скромной хижины.

– А слышали, один из них распался прямо в воздухе и рухнул в километре отсюда, на Красной Горке?

– Как не слышать: я ведь журналист, – ответил я и пожалел о сказанном. После такого признания люди начинают смотреть на меня как-то иначе – не лучше и не хуже, но не так, как мне хотелось бы. Наверное, что-то подобное испытывают при знакомстве врачи-гинекологи. Мой собеседник оживился.

– И вы действительно печатаетесь в периодических изданиях? В настоящих?

– Ну да, – этот вопрос показался мне праздным. Как если бы гинеколога спросили: «И вы действительно лазаете туда»?

– В таком случае, я искал именно вас! – воскликнул энергетик, мгновенно извлек из сумки папку, и пелена спала с моих глаз. Передо мною сидел поэт-любитель. Черным фломастером на алой папке было выведено «Поэма о море». Энергетик внимательно посмотрел мне в глаза, дал в руки папку, но вырвал обратно, прежде чем я успел её раскрыть. Видимо, моя профессиональная принадлежность все-таки вызывала у него сомнения.

– Где ваш фотоаппарат? – спросил он.

– Но у меня нет фотоаппарата! – удивился я.

– У журналистов всегда с собой фотоаппарат, – размышлял энергетик. – В любой момент может начаться заваруха, и журналист выхватывает фотоаппарат.

– Послушайте, вот вы энергетик, – возразил я. – Но вы же не таскаете с собой повсюду атомную турбину. И артиллерист во время отпуска оставляет свою гаубицу дома. И космонавт на пляже не всегда лежит в скафандре. К тому же, фотография – не моя специальность.

– А ваша?

– Публицист.

– И вы, конечно, понимаете в стихах?

– А что здесь понимать? Это ведь не годовой бюджет.

– Тогда вам будет очень интересно послушать мою поэму и высказать о ней свое мнение, – решил энергетик.

– Ещё бы, – вяло согласился я и подумал: «Потом он попросит её напечатать».

– Я не прошу её напечатать, – солгал ханты-мансиец. – Мне важно мнение специалиста.

Но литературное чтение началось не сразу. Да и вообще, чтение поэмы занимало относительно небольшую часть этого пространного выступления, процентов, эдак, восемнадцать. Главная же часть, как у Набокова, состояла из прозаического комментария к себе любимому. Только, в отличие от Набокова, энергетик комментировал себя устно. Что же касается собственно стихов, они ничем не отличались от тех частушечных поэм, которые, тайно или явно, с какою-то маниакальной страстью кропают миллионы и миллионы наших соотечественников – пенсионеров и школьников, генералов и солдат, олигархов и бездомных, уголовников и губернаторов.

В любой редакции пылятся залежи таких сатирических куплетов, авторы обычно просят их возвратить на следующий день после того, как вы унесли всю кучу в мусоропровод, но нисколько не обижаются, а приносят новые, на жеваных листках, в школьных тетрадях, в роскошных переплетах, а теперь и в спонсорских книжках. И не дай вам Бог хоть раз дать слабину и тиснуть поэму такого самородка, показавшуюся забавнее прочих. Этот метроман на долгие годы станет вашей тенью, вашим посетителем, телефонным собеседником, корреспондентом и наконец врагом. Он никогда вам не простит, что однажды вы его поманили проблеском славы, а затем захлопнули перед самым носом райские врата. Вы будете для него хуже, чем классические литературные бюрократы советской эпохи с их стандартной отпиской: «Художественный уровень вашего произведения не соответствует уровню, предъявляемому нашей редакцией».

прочитал энергетик и снизу заглянул в мои глаза. В густой тени пальмы я не видел его лица, но мерцающие усики антенн, казалось, испускали нетерпение. Мне понадобилось некоторое усилие, чтобы промолчать.

– Простой – не в смысле простой, – не выдержал поэт. – Вот вы в какой области живете?

– В Московской, – неохотно признался я.

– А у этого «простого» на плечах участок больше, чем вся ваша Московская область вместе взятая. Каково? Едешь, едешь на снегоходе, а перед глазами все тундра. Пересел на вертолет, а внизу тайга. Спрыгнул на катер, а под тобой океан. И все на одном участке.

Энергетик взгрустнул.

– Отчего вы без женщины? – спросил я, чтобы сбить его с производственной темы на другую, понятную всем или почти всем. – Жена махнула на «Э-Ротик»?

– Я одинок, – мигнул всеми лампочками энергетик. – Нет, не подумай, я не из этих. Хотя...

«Хотя?» – подумал я.

– А во послушайте дальше, – встрепенулся ханты-мансиец.

– Как вы находите рифму «невеста – известно»? – профессионально справился он.

– Это допустимо, – ответил я.

Поэма, очевидно, была не социально-политическая, а любовно-эротическая, и это обнадеживало.

Энергетик пустился в разъяснения.

– Видишь ли, в Сиктыме я был ровно десять лет. В этом году исполняется двенадцать. Мы приехали сюда с Анжелкой на медовый месяц, прежде чем я сделал ей предложение и узнал, что она заблядовала. Любовь, понимаешь ли. Бывало, только ляжем позагорать, а рядом уже блондинка снимает лифчик. Только сядем перекурить, а перед нами брюнетка без трусов. Думалось, если приеду в Сиктым без жены, они меня сразу растерзают на части. И вот я здесь и не растерзан. А каждый камень вопиет о былом. На этой башне ветер дунул ей под юбку. А под тем валуном она выжимала купальник... Вокруг обнаженные толпы, а я как отец Сергий на побывке.

– Может, все дело в деньгах? – напрямую спросил я.

– Из поэмы следует, что это не так, – возразил автор. – Из поэмы следует, что за деньги можно приобрести все, что угодно, кроме романтических грез. Судите сами.

– Вы имеете в виду это кафе, где мы сидим? – уточнил я.

– Оно самое. Только оно называется «Южная ночь», а я переименовал его в «У Руслана» для пущей рифмы.

– Я узнал по описанию.

– Сейчас вообще заслушаетесь. Вы же знаете, как теперь носят: у голых меньше видно. А танцуют? Стриптизы пустуют без работы. Я сразу нашел себе предмет возлияний (то есть, воздыханий) типа Анжелки четверть века спустя (конечно, назад): наклонится – сверкнет, присядет – мелькнет. Вся в цепях, как рабыня страсти, а глаза, как у затравленного зверя. Типичная жрица любви.

– Не факт, – возразил я.

– Сначала я тоже так полагал, – согласился энергетик. – Но после третьей мой менталитет перекосился. Я рассуждал примерно так: ежели она одна, стало быть, кого-то ищет. А если увивается рядом со мной, значит – меня. К тому же недотроги не ведут себя так демонстративно.

– Вы давно ходили на дискотеку в пионерском лагере? – справился я.

– А вы туда зачастили? – парировал поэт.

Я не знал, что и ответить. Энергетик продолжал.

– Это место особенно выразительно, – заметил я. – А почему фосфором?

– Спасибо, – наверное,