ПОЭЗИЯ | Выпуск 30 |
* * * О.Т. Приди. Пропади. Мой край не хранит следа. И здесь хорошо лежать, растворясь в земле. На теле моём в ложбинах стоит вода. И мёртвая птица, как в лодке, в своём крыле. А лес по колено стоит в дождевой воде, и мокрые лисы пробуют вязкий брод. Усталые лисы лают, и быть беде – им не перейти мой край дождевых болот. __ И я просыпалась в шелесте – дождь всё лил. ...И всадники краем леса вели коней... Со стонами в гиблую глубь опускался ил. В лосиные кости вплетались руки корней. О край дождевой, размой под ногами гать и стеблями спутай, и путника награди усталостью, чтобы сладко ему лежать в тяжёлой воде с морошкою на груди. * * * О.И. В рождественскую ночь тишайший ангел слетает в нашу детскую обитель и по щеке меня ладонью гладит. И тает иней под его ладонью, едва-едва окрасившись кармином. И хочется мне думать – я послушней, чем та моя сестра, что пред камином играет, превращаясь в саламандру. * * * Усилье слов оставило листу на диалог наложенное вето. Люблю тебя – как Бога – в пустоту, не получая явного ответа. И до тебя в безмолвии жила, лишь на листе следила слов мельчанье. Но чувствую, что стала тяжела та тишина, которая – молчанье. Меня уже ничем не обмануть – я принимаю жизни дар кромешный. Не отвечай, но – умоляю – будь, как Бог, молчащий надо мною грешной. * * * «Чтобы в спальню ночного кошмара из его коридора доносились не шорохи мира, а шаги Командора». Ольга Иванова (ст. «Время») Полночное ничто вот-вот начнётся, и маятник сознания качнётся, и буквы передёрнутся в строке. И кто-то там, – танцующий с тарелкой на тонкой и негнущейся руке, похожий на часы с секундной стрелкой, – из темноты метнётся в темноту, поймав свою тарелку на лету. Стреляю влёт… Мишень, слетающая на стрелка, как бабочка, обычна и легка. Но маятник с походкой Командора мешает мрак в стакане коридора. И тёмным коридором на парад выходят страхи. Их – увы! – довольно в моём дому, в котором, как в давильне, тяжёлых мыслей мнется виноград. …И бабочка слетает на стрелка… И эта полночь длится, длится, длится… Строка дрожит, упорствует рука, и разум дремлет, и душа боится. |
|
|
|