| ПОЭЗИЯ | Выпуск 31 |
|
* * * Боль жила в человеке. Что ль была с ним навеки? Поначалу визжала. Только всех раздражала. А потом присмирела. Боле – воль! Эко дело. Очень тихою стала. Моль в чулане летала. Весь костюмчик, что тело, Долгим временем, съела. * * * Мне бомж приснился во сне. Он был в пенсне. С ним никак не мог разобраться я. Эка русская иммиграция! Стоп! Вначале по мелкой примем! В аккурат разливает он, – Не грузи только Третьим Римом. Мне и первый давно смешон. Черной ночью белел рубашкой В мае школьном и я, как вы. Расползающейся промокашкой Блекнет маревый мир Москвы. Дни и ночи. Тире да точки... Разнозвездная чепуха! Годы катятся, как вагончики – Вдаль – по кругу ВДНХ. А потом вдруг – поломка. Вылезает на лед мостовой, Сквернословя, вожатая Томка С черною кочергой. Фотокамера целится, И капканом распахнута книжка. Моя шкурка, знать, ценится – В тех краях, где дрочил мальчишкой! Все бы резвых словечек им, толстым: Что там не было? Было? А по мне – так и пес бы с ним, Что на ледышках бумаги остыло. От ужаса вечности лютой, От глaза луны черно-белой Укройте, мохнатые буквы, Стиха теплокровное тело! Америка Если же говорить о погоде, То – апрельский – легко поутру День вошел в этот город, как входит После выстрела – Кольт в кобуру. Ах, о чем я? Наверно, вот тyт она – Плата за телечас выходных, Вся вчерашняя память запутана Юлом Бриннером кадров цветных. * * * А один раз такой был опыт: Я спал на весенней траве, – Мне в ухо залез муравей И очень там ножками топал. И хотя он измучил, – поверьте! – Мозг мой грохотом суетным, я – Вот – решил все-таки обессмертить Своим словом – того муравья. Нью-Йорк, Нью-Йорк Словно вырезанные из ватмана синего, Небоскребов плывут декорации. Вертолета – пилот – многосильного Вниз передает по рации, Что Катскильские горы красивей, Что уставший уже от статики, Разошелся Гудзон с Ист-ривер (но сольются в объятьях Атлантики). Что затор на Седьмой, полисмен постовой Там при бляхе и при фуражке. Что весна. Что – вон – катимся мы с тобой В клюквоцветной малолитражке. Рапoрт На воде зеленой, там где Косит яхта волн верхи, Праздной песенкою станьте, Невесомые стихи! На лужайках океанов, Где – ни вех земных, ни мух, – Пена слов, как одуванов Разлетающийся пух. Настежь – свернутые снасти! Прежде чем уплыть во тьму: Вот ты где, земное счастье! – Сколько есть, тебя возьму. Нынче гладьте меня, волны! А обузой небу став, В бездну черную безмолвно Сам уйду, как батискаф. Кино снимаем Почти уже сорвался он, поскольку повыше Все хотел забраться, туда, где птицы. Но как в триллере, скинутый с небоскреба крыши, За что-то рукою еще успел зацепиться. И потом, разбирая, словно поутру – почту, Или как дело частное – но на общем собрании, Узнаём с удивлением имя. Тут – вот что: Ситуация, господа продюсеры, честно сказать, на грани, и, Все такое... Но, с другой-то стороны (как обратный адрес) – Люди бы монетами – не кидали так в небо лбы, Клонясь тем, что сзади – к земле (дался ж мне тот – «реверс-аверс»), Ну, и уж кадра, конечно, такого нам не было бы... А что без всякого страховочного каната, – Дело личное. Пусть себе пробует, чудак человек! Режиссерская тема тут вся: «Мотор!» да и «Снято!». Да извлечь из конверта – в конце – заслуженный честный чек. |
|
|
|