ПРОЗА | Выпуск 32 |
Названия организаций, предприятий, имена героев этой книги вымышлены. Любое сходство с именами реальных людей случайно.
В книге использованы стихи народных поэтов Северного Причерноморья С.Зельцера, В.Ефимова, В.Еременко, М.Табачникова.
ПРЫЖОК В НЕИЗВЕСТНОЕ
Через два года после разгрома свечегасов в гражданской войне, инженер Иконников смотрел в гладкое, без единого прыщика, лицо юной ткачихи Тамары, но представлял себе её голое тело. В голове инженера, обычно загруженной технической информацией, прыгали и веселились мысли совершенно иного характера. «Ты только представь себе, Иконников!» – думал инженер, и в его воображении возникал пуп в центре смуглого девичьего живота. «Ведь я ещё крепкий мужик. Прижмусь, обязательно прижмусь!» – обещал себе инженер.
– Ткачихи! – обращался Иконников к работницам суконной мануфактуры в пригороде Аркадии, рабочем поселке Маломёд. – Проект реконструкции производства завершён! Труду на развалинах приходит конец. В новых цехах не будет пыли и грязи. Там вы снимете намордники с ваших прекрасных лиц!
– Не намордники, а респираторы, – поправил инженера директор мануфактуры, лилипут с глазами телёнка. Весёлые ткачихи глядели на инженера, разинув рты.
Иконников познакомился с Тамарой на следующий день после прибытия в Маломёд, считавшийся в Трёхгорке посёлком невест. Почти всех мужчин из Маломёда убили на войне, любой, даже немолодой жених был у ткачих на вес золота.
В обязанности инженера Иконникова входило руководство группой экспертов и проектировщиков, прибывших в Маломёд по контракту для восстановления технических объектов, пострадавших во время войны.
Тамара была почти на двадцать лет моложе Иконникова, кавалера в возрасте последней гормональной весны, наступающей на пятом десятке. Проводив Тамару в общежитие после «вечерней прогулки», инженер возвращался в гостиничный номер обессиленным, но не сдавался – на следующий день он снова приглашал юную ткачиху «на прогулку» в парк Победы, а через месяц подписался под своими отношениями с работницей в отделе регистраций гражданского состояния посёлка Маломёд.
Специалисты-проектировщики и эксперты завершали работу. Как только проект реконструкции мануфактуры был готов, инженер взял отпуск, и молодожёны уехали к деду Тамары, проживавшему на отдалённом хуторе для солдат-инвалидов.
Медовый месяц пришёлся на пору бабьего лета. В воздухе летала паутина, пахло сеном. Земля казалась золотой от солнечных лучей. Тамара поила инженера парным молоком и вишнёвой наливкой, пила сама, облизывая губы. В губы ткачиху целовал влюблённый муж. Он был счастлив, шутил, дурачился, гулял по хутору в белых штанах, соломенной шляпе и сандалиях, насвистывая мелодии из оперетт. На непривычно одетого инженера то и дело огрызались расплодившиеся во время войны голодные и нервные собаки.
Инженер имел круглый эксцентрический животик, входивший в противоречие с его высоким ростом и худощавой фигурой. От его взгляда оставалось впечатление бесконечной математической гармонии, граничащей с бесцветностью.
Как только спускались сумерки, молодой муж возгорался праведной супружеской страстью.
– Дорогая моя, ты пахнешь любовью, – шептал он на ушко жене, подкарауливая молодую то в саду, то на сеновале, и через минуту оттуда доносились сладостные стоны. Тамарин дед, маявшийся в лунные ночи бессонницей, сидел во дворе на колоде. Завистливо ругаясь, он раскуривал газетного лебедя с табачным листом крупного нареза.
Инженер Иконников был первоклассным специалистом. Его проекты отличались неизменной оригинальностью решений, оставаясь при этом технически легко осуществимыми. Так и сказал коллегам Спартак Поликарпович Редька, шеф инженера Иконникова, директор треста промышленного и гражданского строительства: «Инженер Иконников это человек, фантазирующий с пользой для производства». Спартак Поликарпович часто советовался с инженером и высоко ценил его мнение. После свадьбы и возвращения из отпуска Иконников был назначен старшим группы инженеров-строителей, отправлявшихся для проведения экспертизы на берега реки По, где предполагалось возвести гидроэлектростанцию.
Тамара собрала мужа в дорогу, ей нравилось быть заботливой женой. Перед отбытием мужа она «заштуковала» его любимый пиджак. Тамара старалась, и заплат совсем не было видно, тем более что находились они на локтях. В дорожный саквояж мужа Тамара положила бутерброды, отдельно – соль в спичечном коробке. Инженер был подагриком, но вопреки советам докторов всегда пересаливал. В карман пиджака Тамара сунула свежий номер журнала «Костёр» и на прощанье обняла и поцеловала любимого мужа.
На другой день после назначения, Иконников прибыл на место проведения экспертизы. Не успев распаковать чемоданы, толком не осмотрев те участки реки, где она наиболее стремительна и полноводна, инженер получил телеграмму от Спартака Поликарповича с директивой: «Срочно возвращайся в трест. Редька».
Встанькин, секретарь Спартака Поликарповича, был предупреждён о возвращении Иконникова, и провёл его сквозь очередь посетителей, напряжённо дожидавшихся аудиенции в редькиной приёмной, в кабинет, напоминавший пустой сигарный ящик огромных размеров. В кабинете, обшитом колониальным кедром, пахло табаком: Редька был заядлым курильщиком. На заваленном бумагами столе помещались арифмометр, настольная лампа с плоским абажуром модели «Директор», никелированный перекидной календарь, никелированное пресс-папье, никелированный пюпитр для газет и бюстик генерал-капитана Покорного с болезненно-сосредоточенным взглядом в будущее; хрустальная пепельница, в ней пачка сортового табака и вишнёвая трубка. Рядом с письменным прибором были расставлены телефоны. Один из них, высокий, массивный, белый – прямая связь со смотрящим генерал-капитаном Покорным, стоял в стороне от других. У этого породистого, как бульдог, телефона не было диска с цифрами, а трубка была особенно крупная.
Спартак Поликарпович сказал: «А-а-а!», встал из-за стола, поприветствовал инженера, и, взяв его локоть в охапку, повелительно, точно коня под уздцы, увлек к стене, завешанной картами, планами и графиками. Инженер всё ещё недоумевал: «Что стряслось? Зачем меня отозвали?»
Спартак Поликарпович был торжественно-серьёзен.
– Иконников, – сказал он, – коллеги и лично сам, – Редька виновато посмотрел на портрет смотрящего генерал-капитана Мафусаила Покорного в натуральную величину, царивший над всеми другими предметами в кабинете, – направляют тебя в соседний с нами город-государство Колонию с важным поручением. Наши конкуренты пытаются сейчас получить подряд на сооружение первой в регионе фабрики искусственных сердец. Если им это удастся, нашему тресту грозит банкротство. Вопрос о размещении заказа будет рассматриваться завтра утром на заседании Колониальной строительной комиссии. Твоя задача – попасть в Колонию, представить наш проект и получить заказ, во что бы это ни стало.
Редька строго посмотрел в глаза инженеру:
– С парашютом когда-нибудь прыгал?
– Не доводилось, – сказал инженер, почувствовав лёгкую дрожь в коленях.
– Ничего, тебя проинструктируют. Отправляйся сейчас же. Вот бумаги, – Спартак Поликарпович передал инженеру чемоданчик с опломбированными замками.
Иконникова отвезли на лётное поле в персональном лимузине Спартака Поликарповича. У дирижабля инженера встретил инструктор в пилотке и лётном комбинезоне. Техперсонал выводил на боках летательного аппарата его название: «Баклан».
– Пилот-миллионер, – представился инструктор, имею налёт более миллиона воздухо-часов!
«Слишком много для такого сопляка», – подумал Иконников, пожав руку инструктора.
Вместе они вошли в гондолу. Дирижабль тяжело поднялся в воздух. Пилот-миллионер сидел рядом с инженером, перекатывая во рту анисовый леденец.
Помолчали. Иконников с тревогой посмотрел на рюкзак с парашютом, который сейчас прикрепят ему на спину. От гула двигателей инженеру стало как-то нехорошо. Его тошнило, он чувствовал себя беззащитным во чреве летательного аппарата. Дирижабль только молекула в бескрайней небесной сфере. Здесь ничего не значил даже пистолет инструктора.
Инструктор заговорил первым:
– С парашютом когда-нибудь прыгали?
– Нет, – улыбнулся инженер, – никогда!
– Значит, будем учиться. Надевайте, – приказал он, протягивая инженеру парашютный рюкзак.
Инструктор объяснил, как пользоваться парашютом и заставил инженера повторить урок.
– Хорошо, – сказал инструктор, выслушав ответ.
Иконников сел на скамью возле иллюминатора, но расслабиться мешал парашют за спиной. Только сейчас инженер осознал всю опасность командировки: город-государство Колония был местом, откуда мало кто возвращался живым.
– Долго ещё лететь? – спросил инженер.
– Через пару минут будем в нужном квадрате. Хотите? – инструктор протянул инженеру жестянку с анисовыми леденцами, – я всегда сосу перед вылетом. Успокаивает.
– Благодарю, – отказался инженер.
– Главное – сделать первый шаг в воздух, а там уже не страшно будет.
– Скажите, а как быть с чемоданом? – поинтересовался инженер.
– Чемодан придётся держать в руках. Пока вы будете лететь, он послужит стабилизатором тела в воздухе.
«Идиот, – подумал инженер, – падая с такой высоты и при такой скорости, чемодан будет только мешать. Неужели он этого не понимает? Ах, армия, ах, школа жизни».
Инструктор развернул на коленях план-карту местности.
– Примерно здесь вы приземлитесь. Не теряйте времени и сразу же начинайте движение к Индустриальному проспекту, это в центре Колонии. Утром вы должны быть на заседании Колониальной строительной комиссии.
Иконников попросил у инструктора лист бумаги – написать пару слов жене.
– Не волнуйтесь, – сказал инструктор, – обязательно передам.
Инженер встал, проверил на себе парашют, и подошёл к открытому люку гондолы. Снаружи было темно и холодно.
Прозвучала команда: «Приготовиться!» Инженер зажмурился. Пинком под зад инструктор отправил его в свободный полёт.
– Дай тебе Бог счастья, сынок, – весело сказал инструктор, глядя на кувыркавшегося в небе инженера, – одной науки тебе будет мало!
НАУКА И ЖИЗНЬ
Автор монографии «Легенды и мифы современной Трёхгорки», ставшей бестселлером, профессор Столбургского государственного университета Аристотель Кадзула вызвал к себе на кафедру студента Ланьку Иконникова, чтобы поговорить с ним о предстоящей фольклорной практике.
Лазарь Иконников, по кличке «Несчастье», был известен тем, что не выдержал ни в одном из трех университетов, где успел поучиться, больше одного семестра. Он имел нехорошую привычку завязывать споры с профессурой по любому, самому ничтожному научному поводу. Будучи не в силах отстоять свою точку зрения, побеждённый в спорах Ланька, покидал учебное заведение под улюлюканье однокашников, смешки девиц и недовольное сопение учёных мужей. Товарищи по учёбе считали Ланьку дураком, причём таким, которого сатана не возьмёт даже в ад, ясно себе представляя, какие убытки понесёт эта солидная организация с появлением в ней такого клиента. Мнение преподавателей Столбургского университета по поводу умственных способностей Иконникова разделилось: одни считали его идиотом, другие – будущим светилом науки.
Профессор Кадзула, читавший в Столбургском университете курс этнографии, был тёртым калачом. Учуяв Ланькину дурь, он подумал о том, что Бог, если он только имел перед началом творения замысел и чертёж первого человека, наверняка представлял его себе тем, что в человеческой среде именуется званием дурака, и глупо было бы не воспользоваться этим даром в благородных научных целях.
Предстоящая студентам-этнографам летняя фольклорная практика стала бы замечательным поводом, чтобы эффективно использовать Ланькину тягу к знаниям. Аристотель Кадзула на своём веку перевидел множество студентов со странностями. И если других преподавателей это пугало, как глупость пугает человека мудрого, то Кадзула имел собственный прагматический подход к таким людям. На заре своей научной карьеры профессор написал книгу под названием «Образ дурака в народном фольклоре Трёхгорки» и теперь рекомендовал её студентам в качестве учебного пособия. В книге он отстаивал мысль о том, что каждый народ культивирует свой собственный тип дурака. Трёхгорский дурак считался не столько идиотом, сколько человеком сложным и неоднозначным.
Готовясь к экзаменам, Ланька старательно проштудировал кадзулину монографию и узнал, что, по мнению профессора, дурак это особая разновидность святого. Но дурак творит свои дурацкие чудеса непреднамеренно. Он сам и есть чудо, чудо человеческой личности. Дурак, в отличие от святого, не видит разницы между добром и злом. Но если посмотреть в глубь предмета, станет ясно: любой дурак – человек неординарный, выделяющийся из общей людской массы.
Неординарность Ланьки Иконникова имела для него самого тяжёлые последствия: проваленные экзамены, вечное безденежье, отсутствие крыши над головой и насмешки приятелей. Положение осложнялось тем, что Ланька был сиротой и в большой жизни мог рассчитывать исключительно на собственные, невеликие силы. Обедая в студенческой плюшечной «Румяный бок», Ланька молча ёжился под ядовитыми взглядами университетских красавиц. Размышляя о себе, он приходил к неутешительным выводам. Его жизнь, на данном этапе, находилась в достойном смеха состоянии. Кадзула провалил его на экзамене, и лето придётся провести за учебниками в ожидании переэкзаменовки. От неудач он совсем потерял вкус к жизни. Иногда, в масляном смраде плюшечной «Ру