Заговор теней

Заговор теней

Григорий Наумович умер – и сразу же после этого был страшно раздосадован.

Во-первых, оказалось, что загробный мир таки существует. Для человека, который всю жизнь испытывал раздражение ко всему религиозному, это было не самое приятное открытие. К неожиданно свалившемуся на него бессмертию атеист Григорий Наумович был явно не готов.

Во-вторых, насекомые. Реальный загробный мир был совершенно не похож ни на одно из его умозрительных описаний. Он вмещал в себя ВСЕ души когда-либо живших на Земле существ. Самым многочисленным классом были именно насекомые, которых скопилось на том свете такое количество, что их примитивные крохотные душонки слились в один густой непрерывно жужжащий туман. И в этом тумане буквально кишела разнообразная живность. Преобладали древние виды, главным образом ящеры, и все они – от мелких до колоссальных – были или противными, или страшными.

В-третьих, люди...

Григория Наумовича встретили родители и две его первые жены. Ситуация до невозможности конфузная, потому что души были совершенно голыми. Правда, родители не выглядели старыми, а мама, по сравнению с отцом, казалась просто девочкой. Да и сам Григорий Наумович преобразился: стал не усохшим от болезней старикашкой, а стройным красавцем лет двадцати пяти. Жены ругались, сводя какие-то старые счеты, родители радовались встрече, расспрашивали о земных новостях, но как-то вяло, скорее, из вежливости. И все были бесплотными и полупрозрачными.

Сообразив, что торчать в этом неизвестно кем и для кого созданном зоомузее придется вечно, Григорий Наумович решил осваиваться и привыкать.

– Пап! – обратился он к отцу. – Чем вы тут вообще занимаетесь? Я хочу сказать: что тут можно делать?

– Делать? – рассмеялся отец, не обращая внимания на проглотившее его чудовище. – Делать тут, сынок, ничего не нужно. – И, выплывая наружу сквозь шкуру полупрозрачного хищника, добавил: – Отдыхай!

«Как же! Отдохнешь в этом зверинце! – подумал Григорий Наумович. – Хотя старожилы затравленными не выглядят. Ладно, привыкну. Не я первый, не я последний».

Увильнув от бесполезных здесь жен, Григорий Наумович стал слоняться по новому месту и присматриваться. Люди, которые ему изредка встречались, обычно проводили время в беседах на непонятных наречиях. Некоторые приручали какого-нибудь зверя и делали его своим компаньоном. Никто не обращал на него внимания. Встретить говорящего по-русски было большой удачей.

Григорию Наумовичу повезло вдвойне: он встретил современника – бывшего профессора Воронежского политехнического института, умницу и эрудита Вадима. Они подружились.

– Сейчас мы с тобой, Гриша, – информационные тени тех нас, которые были живыми, – просвещал новичка ветеран. – Поэтому мы выглядим так, как сами себя ощущаем. Правда, мне до сих пор не ясна материальная основа наших новых тел. Это что-то минимально достаточное для записи накопленных при жизни впечатлений и знаний, что-то очень тонкое. Какие-то миллиграммы вещества. Непонятно какого. А насчет резервов нашей теперешней оперативной памяти не обольщайся. Она не больше больничной утки. Скоро твой резерв переполнится, и ты начнешь забывать то, что с тобой было здесь в начале. Посмотри на других: они все время талдычат одно и то же, как попугаи. Но во всем этом есть рациональное зерно. Если бы наша оперативная память была безгранична, а времени у нас теперь навалом, она бы бесконечно наполнялась. А процессор-то тот же самый, я имею в виду способность тени нашего бывшего мозга переваривать сведения. В общем, мы бы тогда раздулись, как мыльные пузыри, а это уже что-то неустойчивое, что может лопнуть. Главное – мы бы перестали быть самими собой.

– Почему же ты все это помнишь и не забываешь?

– У нас компания, которую мы превратили в дополнительный блок памяти. Группа доверяющих друг другу душ, гоняющих самую важную информацию по кругу. Ты – уже один из нас. С другими я тебя познакомлю...

Прошло какое-то время, может быть, два-три года. Григорий Наумович привык к своему новому существованию, втянулся в общественную загробную жизнь.

– ...Вадим! Тебе не кажется, что этот новый покойничек слишком болтлив. Никому не дает рта раскрыть. Ну, и что, что он был журналистом! Ну, и что, что жил в Канаде! О Канаде лучше говорить с канадцами, а не с иммигрантом, который и английского-то толком не успел выучить. Я, например, жил в Израиле, но помалкиваю. Главное – он забивает своей пустопорожней болтовней нашу лимитированную память, вытесняя что-то действительно важное...

– ...Вот бы его замочить! – присоединился к их разговору Володя, из бывших новых русских.

– Как же его замочишь, если он уже дохляк? – удивился Григорий Наумович.

– Ребята! Есть мысль, – сказал Вадим. – Тут неподалеку объявился бывший хакер. Кажется, он сможет нам помочь.

Душа хакера косила на левый глаз и источала явный алкогольный дух.

– С вами рядом повисеть, как в ресторан сходить, – сказал с завистью Григорий Наумович. – Как вам это удается?

– Здесь для компьютерщика – рай! – икнул в ответ хакер. – Здесь каждый – вроде компьютера. А соорудить вирус алкоголя было проще пареной репы...

– А вы не смогли бы соорудить вирус «лимонки» или «Калашникова»? – спросил в лоб Вадим.

– За определенную плату смог бы, – ответил мгновенно протрезвевший хакер.

– Что и сколько?

– Память душ десяти-пятнадцати, а то мне не хватает.

– По рукам!

Когда «лимонка» было готова, стали бросать жребий, кого назначить киллером. Зловещий номер выпал Григорию Наумовичу. Он взял в руки гранату, выдернул чеку, и, плотно прижимая скобу к холодной железке, полетел туда, где в жужжащем тумане шевелились уши незваного болтуна...

...Торонто облетела сенсация: в Etobicoke General Hospital после серии безуспешных попыток реанимации уже по дороге в морг внезапно ожил русский журналист! Его состояние оценивается как стабильное и удовлетворительное...

Читатели могут задать законный вопрос: откуда автор все это узнал? А вот и не скажу!

Сингулярность моя, сингулярность[1]

Есть люди, которые очень серьезно относятся к тому, что написано в Библии. Никита Семенович как раз такой.

Библию он купил в 1989 году за 175 рублей у спекулянта на Кузнецком Мосту в Москве. В метро листать ее постеснялся, хотя не терпелось. Вытащил из портфеля в лифте, когда тетка-попутчица вышла на третьем этаже. На титульном листе стоял большой чернильный штамп: «Подарок. Бесплатно». «Сволочи!» – подумал Никита Семенович и стал читать первую после оглавления страницу. «...И сказал Бог: да будет свет. И стал свет». Лифт остановился, открылись двери. Потрясенный Никита Семенович торопливо захлопнул Библию, выскочил на площадку и, шаря в кармане ключи, подумал: «Вот, оказывается, как было: сказал – и стало!»

В мировоззрении Никиты Семеновича, сформировавшемся на основе многолетнего чтения журналов «Техника – молодежи», «Наука и жизнь» и «Знание – сила», зияла брешь, пробитая торпедой официального атеизма. С появлением в доме Библии его взгляды диалектически вскипели, а затем, немного остыв, гармонизировались, но приобрели странный горьковато-сладкий вкус.

После эпизода на Кузнецком много чего случилось: развалилась страна, рухнул в пропасть инфляции рубль, Никита Семенович оказался в канадском городе Торонто на должности ночного сторожа рыбокоптильной фабрики, но с Библией он больше уже не расставался.

Только не подумайте, что мой герой – ханжа и лицемер. Нет, он живой, здравомыслящий и очень остроумный человек. Его шуточки расходятся, как анекдоты. Вот пример.

Встречает его знакомый и спрашивает:

– Как жизнь, Семеныч?

– Очень занят, – отвечает Никита Семенович. – Работаю по ночам при свечах.

– В Канаде? – удивляется знакомый.

– От ночной сидячей работы обострился геморрой, врач прописал свечи.

Или другой случай.

– Что ты все свою Библию мусолишь, как старик какой-то, – говорит ему жена. – Сядь со мной, телевизор посмотри. Тут кино идет.

– Я уже видел.

– Этот фильм ты не мог видеть. Это премьера.

– Я другие видел. Мне достаточно. Они все штампованные. Действующие лица: чемоданчик с миллионом долларов, Президент Соединенных Штатов Америки, good guy, bad guy, красотка-убийца и Годзилла. Сюжет: автогонки, пальба, взрывы, мордобой. Позови, когда придумают что-нибудь новенькое.

И вот такой человек совершил совершенно немыслимую вещь, можно сказать – интеллектуальный подвиг. Дело было так.

Читая научно-популярные журналы (в Канаде – «Popular Science», глянцевую американскую версию «Техники – Молодежи»), Никита Семенович не пропускал ни одной статьи по проблемам космогонии. Эта тема его почему-то очень волновала. Казалось бы, какое дело человеку до того, что было 13 миллиардов лет назад, когда образовалась наша Вселенная? Ан, нет! Судя по выкладкам физиков, все бесчисленные галактики с мириадами звезд были исторгнуты из некой таинственной точки. Как умещалась в ней такая прорва вещества, Никита Семенович никак уразуметь не мог. Привычные представления о пространстве и времени были неприложимы к моменту зарождения нашей Вселенной, получившему название Большого взрыва.

Отчасти недоумение любознательного сторожа рассеивала Библия, где говорилось, что «В начале было Слово...» Апостол Иоанн сообщал также, у кого было это Слово: «...и Слово было у Бога...» – не умалчивая, какое именно Слово: «...и Слово было Бог».

Диалектически совместив научные представления и учение Библии, Никита Семенович предположил, что причиной Большого взрыва было именно Слово. «Интересно, как оно звучало?» – озадачился Никита Семенович. Он попросил у соседа «Тору», а в магазине «Эрудит» приобрел самоучитель языка иврит и еврейско-русский словарь.

Выяснилось, что вопрос далеко не прост, потому что в ивритском алфавите нет гласных, а заменяющие их значки были придуманы значительно позже написания Пятикнижия Моисеева или «Торы», что одно и тоже.

Осторожные евреи, сознавая непостижимую мощь Слова, вообще всячески избегают его озвучивания и даже в русском написании, которое вообще является переводом, пропускают гласную букву и пишут не «Бог», а «Б-г».

Тем не менее, любознательный Никита Семенович после нескольких пытливых бесед с несколькими раввинами предпринял самостоятельное исследование и установил несколько вариантов первоначального звучания Слова. В одном из них он интуитивно чувствовал упругость Истины.

Ну, и что теперь? Что с полученным знанием делать? «Практика – лучший критерий истины», – всплыла в голове у Никиты Семеновича фраза, прочитанная когда-то в учебнике диамата.

Хмурым осенним вечером, прогуливая кобеля Квазара по берегу озера Онтарио, Никита Семенович остановился, стал лицом к воде и сказал Слово.

Ничто содрогнулось и исторгло из себя новорожденное Пространство, Время и скрученную в точку Материю. Произошел Момент Творения, положивший Начало Новому Миру. Короче, рвануло так, что грохот не стихнет и через миллиарды лет. Правда, случилось это не в нашем с вами пространстве, уже занятом существующей Вселенной, а в еще свободном, параллельном измерении. По этой причине Никита Семенович ничего даже не заметил и ничего, кроме мимолетного удовлетворения, не испытал. Пожав недоуменно плечами, он взял на поводок Квазара и, напевая «Сингулярность моя, сингулярность...», отправился домой. Пора было собираться на ночную смену.

«...И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию[2] Нашему...» Что мы знаем об этом и о своих реальных возможностях?..

[1] (Вернуться) Сингулярность – ключевое понятие современных космологических теорий (не только модели «Большого взрыва»), обозначающее единство пространства-времени, причем в «свернутом», компактифицированном состоянии. Модель закрытой Вселенной имеет две сингулярности (своего рода, «начало и конец света»), открытой Вселенной – только одну.

[2] (Вернуться) Подобие – тождество формы при различии величины. (Тождество – полное сходство, совпадение).