| ПОЭЗИЯ | Выпуск 34 |
|
* * * Зимы оптическая сила... Аркадий Штыпель Зимы оптическая сила Тебе улучшит ясность взгляда. Поймёшь: реальность укусила, Но йодом прижигать не надо, Поскольку ледяные линзы Тебе услужливо покажут, Как три ответственные грымзы Нам что-то будничное вяжут. Не для того ли, чтоб теплее? И снег, спрессованный в сугробы, К себе следы и тени клея, Ворчит по-снежьи: «Чтобы, чтобы...» На аллитерациях Нет, мне неинтересны тигры, Меня не привлекают кобры, Я не играю в эти игры И не считаю утро добрым, Коль мне бренчат абракадабру На домбре в исполненье негра И рекламируют «виагру» То в темпе скерцо, то аллегро, А то ободранные логры Звонят от короля Артура И предлагают newest program И прочую аппаратуру. Мне страшно от сокровищ Агры, Я задыхаюсь от «сирени» И защищаюсь от подагры Дежурным приступом мигрени, Но речь моя бежит как зебра До горизонта и обратно, Пока ей дротиком под ребра Не ткнут. Причём тысячекратно. * * * Знаток системного реестра И прочих прелестей винды, Он называл себя «маэстро» И брал натурой за труды, А именно: горячим чаем, Горячим спором о судьбе России (в скобках замечаем, Что крайне редко – о себе). А после шел в ночную вьюгу, Где воют песьи голоса. Ему до Западного Юга Пилить аж полтора часа. А там не ждет его никто, И рвется вешалка пальто. * * * Снова приходит Рождественский пост, Круг годовой замыкая. Сам по себе он обычен и прост (Фраза возможна такая). Мяса нельзя, молока да вина... – Скучный реестр неофита, И забываешь о том, что вина К сердцу гвоздями прибита. Но для измазанной, мокрой души – Вафельный снег полотенец. Вспомни, как в ночь, в Вифлеемской глуши Божий родился младенец, Под удивленные возгласы звезд Небо совлекший на землю. ...Это и будет Рождественский пост, Этому чуду и внемлю. * * * Накануне катастрофы Хищным воздухом дыша, В пустоту кидает строфы Обожженная душа. Ей плевать на знаки гнева, Что развешаны везде, Не смущает ее невод В чистой утренней воде. Набухающие почки И трамваев перезвон Загоняет она в строчки – И стирает рукавом. А меж тем горят во мраке «Мене, текел, упарсин», Но за пять минут до драки Нежно чистит апельсин. Не желает знать таблицу Умножения скорбей, Легионам глядя в лица, Просит вежливо: «Не бей!» Не боится и не верит И амнистии не ждет, И сквозь запертые двери Не спеша себе идет. * * * Я не увижу твоего лица Ни в зеркале, ни даже на портрете. Давным-давно я понял до конца, Что лишний. И не третий – тридцать третий. Нет, я не рву издёрганную нить – Она и так от времени истлела, А что должна была соединить – Уже само летально отболело. А я опять твержу себе: «Молчи!» – И языком приглаживаю время. ...В обрызганной дождём седой ночи Плывут неспешно запахи сирени, А я на горечь не жалею сил, Хотя встаёт июнь – горяч и светел. – В чём я не прав? – у Бога я спросил, А Он мне, как обычно, не ответил. * * * Она мечтала о любви, Живя на пятом этаже. Штудировала то Леви, То Пиаже. Она моталась по друзьям В зеленом стареньком пальто. В ней был изъян, но в чем изъян – Не знал никто. Она скрывала, как могла, Учет в районном ПНД. В ячейке карточка была На букву «Д». Одна, под дождиком, в лесу Бродила, заперта в себе, Творила беспощадный суд, Куря «Казбек». В июле, пятого числа, Она шагнула из окна, В запретный край, где только мгла И тишина. Гроб в крематорий увезли И стоя выпили вино. А у подруги был на три Билет в кино. |
|
|
|