ПОЭЗИЯ | Выпуск 34 |
* * * Анне Абрамовской (Стевенс) Шнурки проглажу – и прощай! На лифте вниз – привет прохожим! Сверну за угол невзначай, и холодок пройдет по коже. Летят на север журавли. Весна на Одере. В тумане Нева и Сена. Корабли столпились в Тихом океане. Пожалуй, выйду из себя куда-нибудь. Земля и воля зовут к себе, зовет судьба тех, кто судьбою недоволен. * * * Посмотри, за стеллажами чертик прыгает с рогами. Чертик, чертик, пыль веков – это наш родимый кров, ты иди своей дорогой, не тревожь наш быт убогий, наши будничные дни. Бытие и быт равны. Мы привыкли, мы живем у окна за стеллажом. Заполняем формуляры, пишем тайно мемуары... Чертик, чертик, ты не трожь этот мир, в нем правда – ложь. Мы обмануты стихами, философскими трудами. Нас не трудно обмануть – мы подвижны, словно ртуть. Чертик, чертик, пыль веков – это наш родимый кров. Посмотри, как мы живем у окна за стеллажом. * * * Заглянем в йеменскую лавку – прохлада, тишь и благодать, – здесь можно брошку и булавку, как в стоге сена, отыскать. Портфели, сумки, чемоданы, для дам вуали, веера, жакеты, блузки, кардиганы, любых фасонов свитера. Костюмы кройки новомодной и платья длинные до пят с глубоким вырезом свободно на старых вешалках висят. * * * Инне и Валерию Поедем к Слуцкому в Кдумим, там гениальные картины его жены, Гершовой Инны – «Паломники», «Ерусалим», «Скрипач», «Кафе», портрет, пейзаж, там крыши красные, бар-мицва, «Танцовщица», скорбящих лица... Акрилик, графика, гуашь. Там дух философа живет, ведя с хозяином беседы, священнодействуют поэты, и пес дежурит у ворот. Поедем к Слуцкому в Кдумим; петляет горная дорога. «Дом на песке», «Два диалога», «Паломники», «Ерусалим». Алине 1 Бывало, ты проснешься, бывало, я проснусь. Ты в прошлое вернешься, я в прошлое вернусь. Там юноша и дева похожие на нас и, как Адам и Ева, мир видят в первый раз; нет ни воды, ни хлеба и нет пути назад, впервые видят небо и даже Бога зрят. 2 Ты на диване как Даная обнажена и эротична, и льётся речь твоя живая как дождь легка и поэтична. А я как старец у Рембрандта в глубоком кресле утонувший, покрыт сединами таланта, скорблю о жизни промелькнувшей. И наша тихая квартира хранит в себе следы былого вдали от суетного мира, вдали от шума городского. |
|
|
|