| ПОЭЗИЯ | Выпуск 35 |
|
Слова исчезают, как след на сыпучем песке. Сгорают минуты бесплодно и неотвратимо. А я всё бегу и надеюсь в последнем броске поймать зыбкий смысл бытия. Но усилия мима заведомо тщетны. Я, бывший рабом языка, отрёкся от звуков и стал на мгновенье свободен. Пространство безмолвно. Печаль глубока и близка. И смысл бытия уловим. Но, увы, безысходен Когда отрешённость в природе достигнет последних высот – деревья уснут в позолоте застывших аминокислот. И будет над городом реять бесстрашный лесной паучок. И чашку разбитую клеить возьмётся седой мужичок, но тщетная эта работа ему не даётся никак: ведь золото – не позолота, а жизнь – не последний пятак. Работа не стоит усилий – забудь, мужичок, Хохлому. Разбитую чашку России не склеить уже никому Я, заглянув на огонёк, надоедать не буду вам, но почему всё – поперёк и даже где-то пополам? Туман берёзовой тоски, печаль разнузданных полей – всё время давят на виски в стране неистовой моей. И эта головная боль во мне – занозой навсегда, как безответная любовь (бессмысленная, как вода). Но знаний горький леденец не принимается в расчёт, когда валдайский бубенец в метель уныло потечёт Покурлыкав, улетели годы – кажется на юг. Долго провода гудели, искажая долгий звук. Машинисту дела мало. Пассажир уходит прочь от случайного вокзала в нескончаемую ночь. Ночь – кромешней не бывает. Одинокий пешеход медленно багаж роняет и идёт на эшафот, где ни зрителей, ни судей – только стылая вода с неба сыпется. Не будет ничего. И никогда Мы на Земле не ради развлечений, а ради умножения печалей. Размелет Молох всех – без исключений. И позже – тяжелее, чем вначале на мельнице слепого Мирозданья пытаться уцелеть меж жерновами, цепляясь тщетно гранями за грани себе подобных, и искать губами другие губы, веря, что спасенье – в любви. Изъяны тщательно скрывая, под окнами слоняется осенний бездомный дождь. Безумная кривая выводит за пределы тела – к звёздам. Мы на Земле не ради развлечений, а ради умножения вопросов и правил. Как всегда – без исключений Стеклянное солнце дробится в окне. Глухая печаль листопада... Разруха в природе. Но хочется мне тяжёлую гроздь винограда сорвать с одряхлевшей грузинской лозы – и сквозь изумрудные сферы на небо взглянуть без привычной грозы с привычным предчувствием веры. А небо плывёт над моей головой, тяжёлое русское небо и, следуя неотвратимо за мной, глядит неразумно и слепо |
|
|
|