| ПОЭЗИЯ | «К Р Е Щ А Т И К У» 1 0 Л Е Т ! | Выпуск 37 |
|
Венский фиакр Лошади то и дело останавливаются в оцепенении: красота. Столько раз видели эти дворцы, а всё не привыкнут. Но кучера кнут тут как тут – «Пшла-а-а!» И здесь не обходится без кнута. 1989 * * * И камни крошатся. Шипы цветения врастают им в сердце. У трех дорог Какое счастье, что не мы выбираем. А то бы казнились потом всю жизнь. А так лишь тоска по неизбранным тропам. * * * А. Казанской Каждый день просыпаюсь от боли с надеждой что боль не моя а чужая мне стыдно мне страшно но рана надежды больнее стыда и страха * * * Все часы, шедшие правильно и неправильно, показали время твоей смерти одновременно. * * * Время – наркотик, не лечит, лишь притупляет боль утраты. Приходится постоянно увеличивать дозу. * * * Мне было шестнадцать. Я дарил ей розы, но она предпочитала фиалки засосов, что оставлял ей на шее наш учитель рисования. * * * Зимнее Дзинтари. Пляжа кромка. Лыжников палки стучат негромко, с дятлом аукаясь в ближнем бору. Вьется лыжня, словно шарф на ветру. 1970 * * * Лежа на просеке посреди земляники, я, отрок, слушаю на закате кукушку, считаю годы, загадываю судьбу. И каждый раз кукушка говорит по-разному. Уже не верю ее предсказаниям, но впервые пытаюсь себе представить, как там, где не будет ни просеки, ни земляники... * * * Отыскивать слово по букве по слогу как тростью слепого тропинку дорогу 1975 * * * Тиканье секундной стрелки на моем запястье слышнее ударов пульса. Неравный брак богини со смертным. * * * Блажен, должно быть, живущий в стране нерожденных. Никаких претензий на счастье. * * * Сказать несказанное, уловить неуловимое, озвучить то, чему нет созвучия – безумство праздных! В квартале заслуженных большевиков Потомки их жертв гуляют здесь без опаски, как овцы среди каменных львов. 1986 * * * Мы попали на поле мака кричали цикады взбирались наверх по солнечному лучу коса лежала в траве отдыхала перед новой работой кровью мака лоснилась кривая сталь Возраст поэта Кристофу Меккелю на семидесятилетие Стихи – привилегия молодости. Поэтические идеи с годами редеют, как волосы. Не многие вихрасты до последних седин. * * * Бесснежная зима, как затяжной ноябрь, заикание природы на самой низкой ноте, зубная боль, c которой cвыкcя, потому что знаешь, что когда-нибудь отпустит и она... * * * Искатели земного рая. Но всегда оказывается, что на борту, как у Колумба – сброд, мародеры с их собственными представлениями об обители блаженных. * * * Тоска бездомного по чужбине дома * * * В таллинской мастерской моего приятеля, скульптора, на специально изваянной колонне-цоколе стоял оправленный в бронзу человеческий череп. По будням его приспосабливали как фонарь, во время пиров использовали как кубок для вина. Мой широкоскулый друг уверял гостей: это череп тевтонского рыцаря, что подтверждается его ярко выраженным долихоцефальным строением. «Вот и все, что осталось от славы тевтонов, – восклицал он, не в силах обуздать хихикающей интонации, – «мог ли мечтать мой чухонский предок, что однажды череп его господина его потомок наполнит настоящим рейнским вином...» Кубок переходил из рук в руки, от уст к устам, снисходительно молчалив. Каталонский вечер Фиалковый цвет залива. Тоска неутолённого дня. В церкви жарко. Слушают священника, помахивая веерами, как в концерте. Круги, полукружья, локтей колыхание. И вдруг – сложенные крылья веера, словно ладони перед Святой Девой. * * * Слоновая кожа стволов. Газелья кожа почек. 1994 * * * Рублю ветви дерева, поваленного грозой. Рублю ветви дерева, нашептывая ему: если б не я, поверь, это сделал бы кто-то другой. 1979 Кладбище немцев-колонистов Разбитые камни надгробий строительный мусор стерлись надписи имена заплутались ведшие к ним тропинки могилы похороненные еще раз звездами ливнями ветром Судак, село Уютное, 1976 * * * В маленьких провинциальных городках среди покосившихся домов и кривых заборов спасительно то, что сразу за ними начинается пространство, состоящее из сплошного неба, и чувство прекрасного вновь обретает равновесие. Струнино, 2005 На фотовыставке Обнаженные женщины с умными печальными глазами, устремленными лишь на тебя... Горчащий мёд иллюзии, не требующей воплощения. * * * Там в глубине России мы не ждали известий. Прикладывали ухо к рельсам, к стенам разрушенных монастырей, и слушали, слушали... * * * И чистые листы увядают на древе жизни, Из всех самые красивые, окрашиваются в цвета несбывшихся грёз. * * * В конце концов с человеком остается один язык. Даже кровь предает, до капли уходит в землю. Язык умирает последним. * * * Детство. Похоронная процессия, распухшие от слез лица, черно-красный гроб, сверкающая медь духового оркестра, весенняя квашня дороги... На деревьях, заборах любопытными стайками галки, грачи, мальчишки. Грешная красота чужого горя. * * * Помню в раннем детстве свою зачарованность быстрым движеньем весенних ручьев, а по вечерам – их неподвижностью, когда, замерзая, они останавливались, словно по мановенью. Тетя Настя, соседка, поясняла: тому, кому они повинуются, тоже хочется подремать. 1993 * * * детство – дом где тебя ждут где пекут хлеб где им не попрекают... Ледоход Льдины рвутся вперед. Рычат, расталкивают друг друга. «Учись у них жить», – говорит мне, пацану, капитан спасательной службы. Помню тишину, наступавшую после ледохода. * * * Друзья умирают или предают. * * * Неизбежность, запечатленная на лицах других, уходящих во тьму, в непроглядные переулки. Своего мне не видно. * * * Ничто не проходит так быстро, как чужое несчастье. На последнем отрезке пути Мертвецы выходят к обочине дороги, зовут в темноту к своему костру побеседовать по душам. Но их костер не греет, я мерзну, а им хоть бы хны, им что ветер, что дождь. Не выходит у нас разговора. |
|
|
|