ПОЭЗИЯ | Выпуск 39 |
АРТХАУС После своей абсолютной смерти Осип Эмильевич Мандельштам реинкарнировался в Мао Дзе-дуне, чтобы воровать воздух в Китайской народной республике. Ворованный воздух – это Великая Стеклянная стена между гением и злодейством. Мне жалко истребленных воробьев по ту сторону стекла. Но больше всего мне жаль двух узкоглазых мальчишек с бумажным змеем в руках, которые, задыхаясь от слез, повторяют одно и тоже: Спасибо, Мао Эмильевич, за наше счастливое детство. * * * Рисовый ветер, конечно, с Востока, откуда еще, – В сторону юга, куда же еще в этот сбивчивый вечер. Режется в кровь молодая осока на уровне щек, Где я тебя безоглядно целую на уровне речи. Чувствуешь: яд – на губах и на девственной коже – ожог? Это луна пролилась ртутным светом на голые плечи. Рисовый ветер качает нас в желтой воде: в золотой Серии семидесятых – восточного мягкого порно. Тихо шуршит кинолента реки под чужой наготой, Чувствуешь вкус миндаля, кукурузы, каштана, попкорна? Нас размывает, как остров, течением и темнотой, Но мы с тобою войдем в эти блудные воды повторно. Рисовый ветер сквозит между двух неприкаянных тел, Словно прошедших эпох, у которых размыты границы. Лета течет обмелевшей Окой. Мимо нас пролетел Сказочный красно-зеленый дракон с двадцать первой страницы. Чувствую: родина смотрит мне в спину. А что я хотел? Так наша грешная жизнь начинает однажды двоиться. Рисовый ветер скрипит на зубах. Дежа вю, говоришь: Привкус у прошлого – яблок, хурмы, чернослива, изюма... И, вспоминая Советский Союз, вспоминается лишь Тмутаракань на закате в охапке вороньего шума, Низкое, серое небо над влажными скатами крыш. Чувство империи бродит по выбритым скулам угрюмо. * * * Под утро так зябко, так зыбко, как будто похмельный синдром, И я прижимаюсь к тебе то бедром, то помятым крылом. Нас, кажется, бросили наши хранители – Анна с Петром. Ласкаясь и путаясь в рыжей охапке кудрявых волос, Я слышу, как ветер, спускаясь с деревьев, колышет овес. Нас, кажется, сносит прохладным течением сна под откос. Смотри, все длиннее строка, горячее меж пальцев песок, Так боязно утром тебя целовать в беззащитный висок. Нас, кажется, сносит соленым течением лет на восток. Всё круче волна, оглянись: мы покинули заспанный порт, Нас сносит волною, глаза застилают то слезы, то пот. Ну что же, прощайте, до встречи, ребята – и Анна, и Петр. * * * Я с детства космос не любил, И в час меж волком и собакой Я был земным, я нежным был, И горько плакал Во сне, когда поверх молвы, К земле, как говориться, боком Две полукровки из Москвы Встречались с Богом. Небесный свет струился к ним – Стерилизованным, безгрешным, Над Белкою и Стрелкой нимб Сиял, конечно. Сквозь слезы чувствуя финал, Судьбы дешевую интригу: – Не возвращайтесь, – заклинал. И делал фигу. Век прокатился, как пятак, А мог бы прозвенеть иначе. В стране Советов всё не так, И жизнь собачья. У Белки – рак, у Стрелки – СПИД, И самое смешное – блохи. А жизнь идет. А паства спит. Конец эпохи. |
|
|
|