| ПОЭЗИЯ | Выпуск 4 |
|
* * * Как странник дикий, мимохожий, Под бременем незряч и мал, От храма к храму брел я тоже, И восклицал, и забывал. И никаким достойным делом Не укрепил свой зыбкий путь, А все поближе к камням целым Щекою норовил прильнуть. О, как любил я этих белых, Далеких стен полунамек! Как пленник в вражеских пределах О доме плачет, недалек! * * * Все страхи сдвинуты и подняты С живого дна. Ты был веселым, а сегодня ты Устал, как от вина. Пушистый шар, фонарик газовый, Покажешь палец – в смех... А нынче: лучше не показывай, Устал за всех. Твердеет дух, гибчает мысль умелая, И вместе с ней Ветшает смех, и тает тело белое С теченьем дней. О, где тебя искать, мой милый увалень? И как стеречь? – Меж черных лиц, в брусчаток сбитых уровень, И не о том ведь речь. * * * Был я раб и останусь рабом, Преклоненным неведомой силе, Потому что свечу над горбом У меня – до меня погасили. Я не храм, обреченный на слом, Но холоп, умирающий в поле, Где-то между волом и ослом В Аристотелевом частоколе. * * * Все меньше добрых лиц в метро. Все непослушнее перо. А толпы серые в унынии – Как почва в селитряном инее. Как постарели сторожа! Старуха режет без ножа, Ползет сквозь строй, еще живая, От полу глаз не отрывая. А смерть придет как сирота, Откроет узкие врата Враз – молодцу с его подругою И старику с клюкой упругою. * * * Скворцы-хлопотуны, дорозды-праздношатаи И чернокнижники-грачи В недосягаемые соберутся стаи И улетят. А ты молчи. Молчи, душа: твой день не короток, не хладен, Голодная зима тебе не в суд, И гнезда чистые, без желваков и впадин, Еще тебя влекут. Молчи, молчи! По чем узнаешь, что приспела Пора отлета в вечный рай. Как не по милости, поящей без предела И жалости, лиющей через край. * * * Я не воскликну, как Вордсворт: «Викарий, викарий! Как мне избыть неносимую ношу мою? – Ибо ни слуг, ни рабов и ни тягловых тварей Не покупаю у неба и не продаю. Он, запасаясь терпеньем, как Ной пред потопом, Все-таки плакал, гуляючи с сельским попом – Добрым, ученым, одышливым и плоскостопым... Что нам делить? – я и плач отложил на потом... * * * С.Б. Гекатомбы бесправных листьев, Повалившись ничком, гниют, А деревья, гортань прочистив, О щелях и дуплах поют, Клён с улыбкою юдофоба Посреди полуголых лип Выступает и смотрит в оба, И не видит, что лес погиб. Но не видят того и кущи Хмеля, жимолости, бузины – Так свистяще поют, зовуще, Словно загодя спасены, Словно песнь фистулы не спета, И под ними бездонный пласт Милосердья. Еще ведь лето, Что-то осень им преподаст?.. * * * Вот мертвое дерево в снежном, лиловом огне – И войско древесное наискось, издали, сбоку. И я между ними. И оба вздыхают по мне, И льнут на разрыв – из низины – к Господнему оку. И правую щеку, и левую щеку свою Я им подставляю, и сердце безумное вынув, И мертвому дереву, и боевому дубью Его на разрыв доверяю, чело запрокинув. * * * ...Тогда-то, вынув корни из земли, Деревья расступились, и поляна Открылась в наготе, и расцвели Безделицы кислицы и тимьяна. О, знать бы, что суглинок и подзол Еще возьмут свое, припоминая, Что не нужны им, коли лес пошел, Ни капля слезная, ни капля кровяная. * * * Песчаный берег укреплен булыгой, Корнями лип изъеден дочерна... О Господи! Не отнимай, не двигай Ни берега, ни древа, ни зерна, Ни эту даль на северо-востоке, Где истлевают, как заведено, Торфов и мхов рябые поволоки И вересчaтых пустошей руно. Но ороси – чтобы поток не высох, – Те пажити, где, немощен на вид, Убогий иерей в холщовых ризах Перед престолом каменным стоит. Еврейское кладбище Надгробий суета, и буквы в узком ложе Крючками, клиньями тоскуют о былом, И домик нежилой, на скинию похожий, Крапивою порос, и нет ковчега в нем. В смекалку, в скрипочку, в кудрявого всезнайку, Как пар из чайника – унесся и наволг, – Рассыпался Завет, под злато и нагайку. Да прелесть медную, вбиваемую в толк. Но если дом их пуст, тогда к чему все токи Союзов родственных и жизни поздний смак, И ум столь сладостный, и шум судьбы далекий, Не умолкающий никак?.. * * * Хромают, ветшают известия, Над теменем стынет вода, И время, несытая бестия, Не стоит еды и труда. Давно ли лилось, куролесило В висках молодое вино, Толково звенело и весело... По ком прозвенело оно? Беги, мое счастье безногое! Стеснителен сторож и глух: Из многого слышит немногое И в страх обращается слух. * * * Ни на один вопрос не ответив прямо, Переворачивает за плaстом пласт... Переполняется мерзлой землею яма, А по весне протает и в толщу сдаст. Так на пирах мечтательных, довоенных Перебирает власть, выгибая грудь, Новопреставленных воинов убиенных Не забывая в будущем помянуть... * * * По грязным улицам с тетрадью Снует, как в юности, старик, Как будто вышивает гладью И открывает черновик. Стакан-другой в дурной кофейне, Судьбы незримые гужи Несут во двор, где бюстик Гейне И ум, не знающий межи. О почему: под ношей крестной – Один и тот же? что Ему Ничтожный этот мир и пресный? И почему... и почему... * * * Хрустят раздавленные жёлуди. Наш праздник свеж, И лишь слеза тепла на холоде – Поди утешь! Проспалось белое чудовище, Бурьян прибит... Что праздновать и ждать чего еще? В глазах рябит. Жизнь сторонится и хоронится Досужих слез. Тускнеет сон, блестит бессоница, Хрустит мороз. И лист не осязает ближнего, Срываясь в ложь, Где нет ни верхнего, ни нижнего, А дрожь и дрожь. * * * Не гореть душою чистой, Но хочу по смерти всласть Оболочкой волосистой Между солнцами запасть, Как чумная первоптица, Гадом бывшая на треть, Глухотою насладиться, Жизнию переболеть. И уже потом, оттуда Бестелесною судьбой Это крошево сосуда Вспоминать наперебой. |
|
|
|