ПОЭЗИЯ Выпуск 52


Валерий СКОБЛО
/ Санкт-Петербург /

Очень вольные вариации
по отдаленным мотивам Дхаммапады



«Дхаммапада» (перевод, введение и комментарии В.Н. Топорова) «с любовью и надеждами» была подарена мне на день рождения в 1968-м году моим другом Владимиром Родионовым. За эти сорок с лишним лет я неоднократно читал и перечитывал ее: и сам блестящий перевод палийского текста, и замечательное «Введение», начинавшееся запавшими в душу словами: «У царя родился сын, желанный и долгожданный...», и тщательнейшие «Комментарии». Желание переложить стихами сутры Дхаммапады возникало несколько раз, иногда доходило и до дела, но каждый раз чувство глубокой неудовлетворенности результатом заставляло отказаться от замысла; кажутся мне неудовлетворительными и известные мне результаты таких попыток других авторов. Как я теперь полагаю, буквальное поэтическое переложение прозаического (хотя местами и чрезвычайно поэтичного) текста и в принципе не может быть удачным. Поэтому нижеследующие «Вариации...» даже и в отдаленной степени не ставили своей задачей довести до читателей смысл и содержание первоисточника – это, действительно, не более, чем имеющие иногда чрезвычайно косвенное отношение к строкам источника, мысли, им навеянные. Ни в какой степени не стоит рассматривать мой труд и как некую попытку полемики с философскими построениями одной из жемчужин буддийского канона. Такая задача просто непосильна автору ни по интеллектуальным способностям, ни по степени владения материалом и компетентности в данной объектной области. Если читатель найдет оттенок иронии в моих стихах, то пусть целиком и полностью отнесет его, разумеется, не к Дхаммападе, а к самому автору или его лирическому герою. И последнее. Автор в данном конкретном случае с осторожной настойчивостью пытается предостеречь читателя от полного смешивания личности автора и личности его лирического героя.



I. ИЗ «ГЛАВЫ ПАРНЫХ СТРОФ»

Если разум – их лучшая часть,
Мне не дхаммы – друзья и подруги...
Понимаю, что этак начать,
Путь не лучший – отпрянут в испуге.

Но, как критик, я так... дилетант,
Есть почище меня аналитик –
Гегель... да, а особенно Кант –
Вот уж чистого разума критик.

Я бреду – и не вижу пути,
Спотыкаясь от всех зуботычин...
Вот уж точно кого не спасти –
Нет для Мары легчайшей добычи.

Дальше-больше: несдержан в питье,
Мудрецов я не слушал уроков,
Многословен в словесном нытье...
Прямо скажем, корзина пороков

Он ударил меня, оскорбил... –
Я гляжу на него с интересом,
Ненавидеть его нету сил...
Ну и шел бы он полем и лесом.

Знаю даже: он предал меня,
Но и это пустячная малость.
В голове отдается, звеня,
Только боль... просто боль и усталость.

Он ленив, неумерен в еде,
Уважает лишь винную бочку,
Нерешителен в каждой беде...
Это кто, как не я? Прямо в точку!

Мной перейдены все рубежи
Затяжного ночного кошмара...
Я – тот самый злочинец, скажи?
А иначе – за что эта кара?

Не успел я в Писанье взглянуть
От су?т... или правильно с?ет?
Пусть поет постигающий суть,
Пусть добро сотворивший ликует.

Я качаюсь с разинутым ртом –
Не удержишь и с помощью тросов...
Я не то, что погибну потом –
Я погиб и давно... Без вопросов.


II. ИЗ «ГЛАВЫ О СЕРЬЕЗНОСТИ»

Легкомыслие – путь самых трудных побед,
Люди легкие – вряд ли умрут.
Отродясь в голове не державшие Вед
Ни к чему не привязаны тут.

Что мне слава властителей дум – мудрецов?
На санскрите что мне письмена?
Пусть другие поищут начал и концов –
Предо мною – глухая стена.

Этот вечно серьезный и мудрый старик,
Взор без страха вонзивший во тьму,
Вот, кто точно почти что нирваны достиг,
Ну... полшага осталось ему.

Вот скакун-победитель, он всех обогнал,
Как спокоен, степенен и сед!
Я – пустой человек, легковесен и мал,
Пыль глотаю, чихая вослед.

Да... куда мне до Индры? До Сакки куда?
Треть от сотни богов превозмочь?
Черномор я им что ли? Ну просто беда –
Вдоль стены похромаю я прочь.

Да я жалок, нестоек, воистину слаб,
Ни ворот, ни путей предо мной.
Но вот духом, мне кажется, все же не раб,
И каков уж я есть... вот такой.

Ну, а с крышею я не дружил никогда,
Вот и вовсе с годами снесло.
Прибывает, как в омуте черном, вода –
Не запас я ладью и весло.

Но, мне кажется... типа, что я не умру –
И ни весь, ни частями – никак...
Просто как-нибудь я поднимусь поутру,
Отряхнув весь предутренний мрак.

Понесет меня ветром, как сорванный лист,
Встречь пробившему сумрак лучу,
Чтобы мог я, последнею правдою чист,
Бормотать... как сейчас бормочу.


III. ИЗ «ГЛАВЫ О МЫСЛИ»

Во!.. Дрожащую мысль, точно лучник стрелу,
Направляет мудрец в вышину.
Я дрожащей рукою вожу по столу,
Вот нашарю – и сразу курну.

К обузданию помыслов я не при чем,
Мыслей тоже я не стерегу,
А уж дхамме я вовсе совсем не учен,
Спотыкаюсь на каждом шагу.

Поднимаю я взор – ну, там полный... звездец,
Опускаю: вот грязь... сатана!
Изощренную мысль стережет пусть мудрец,
Мне и на фиг она не нужна!

Тот почтенный мудрец, седовласый старик –
Он соблазнов бежал, как огня.
Я ведь тоже пытался... покуда не вник:
Блин! Да Мара не видит меня.

Лезть в чужие дела никому не с руки,
Все понятно должно быть для Зла:
У меня мелочевка, свои пустяки...
А у Зла есть Большие Дела.

Есть мыслишки о том, как прожить до утра:
Я запасся, чем надо, в ларьке.
Ну, а этот, отринувший путы добра –
У кого он, как мячик в руке?

Мысль его, точно башня... Сильна, как таран.
Он и сам неприступен на вид.
Мысль его, точно крепость... как башенный кран...
Ну и пусть он в ней там и сидит.


IV. ИЗ «ГЛАВЫ О ЦВЕТАХ»

О! Цветы и веночки... пчела... аромат...
Аромат добродетельных дел.
А у нас, на земле этой – мат-перемат.
Ну, совсем т.е. бы не глядел.

Пусть мир Ямы легко победит ученик,
Просветленный, не знавший вины.
В это дело я тоже немножечко вник,
Стрелы Мары и мне не страшны.

Но, поскольку не вырвал приязни к цветам
Из души, где я спрятал цветник,
Я остался подобен бездушным скотам...
Я – бездарный, плохой ученик.

О, слепцы, обитатели мусорных куч,
Да, я с вами, шакалы равнин.
Яма страшен, безжалостен, дик и могуч.
...Он не тронет сирень и жасмин.


V. ИЗ «ГЛАВЫ О ГЛУПЦАХ»

Ночь длинна для глупца, потому и не сплю.
Вот бутылка почти что пуста...
С мудрым я не сажусь, дхамму я не коплю,
Начинаю с пустого листа.

Каждый день начинаю. Забывши урок...
Но глупец я – познавший, что глуп.
Т.е. в смысле того, дайте мне некий срок,
Обо мне затрубят сотни труб:

«От порока глупец, отрешившись вполне,
Встал на путь, что к спасенью ведет.
Вот он Маре навстречу на добром коне
Скачет, выставив пику вперед.»

Как-то я заскучал, перспективу познав,
Встал, прошелся и снова прилег.
Мне известно устройство окрестных канав...
Очень скоро откроют ларек.


VI. ИЗ «ГЛАВЫ О МУДРЫХ»

Лучше мне бы пойти за седым мудрецом,
Обличающим мерзость мою,
Чем за другом пойти, чем пойти за отцом...
...Лучше все-таки здесь постою.

Он советчик, учитель... удержит от зла...
Как скала среди хул и похвал.
Только так ведь и тянет меня-то, козла,
В самый мерзостный винный подвал.

Низкий мне не товарищ, плохой мне не друг,
А мудрец – ключевая вода.
Но подумаю, блин... Просто замкнутый круг:
Кто нальет... с кем мне выпить тогда?

Вот он, чистый, как пруд, светлой дхаммы мастак,
Обличает вино и кабак.
Может, в Индии этой, действительно, так.
А у нас здесь, в России, не так


VII. ИЗ «ГЛАВЫ ОБ АРХАТАХ»

Ну, и что мне архат? Я и сам, блин, архат,
Славой я пренебрег и войной.
Дом покинул... такое количество хат
За моею осталось спиной.

Но земля и крестьяне мне были чужды,
Из Гренады не ждал я вестей.
Я, как птица, не знал ни сансар, ни нужды,
Не горел лихорадкой страстей.

Ни «Макаров» я в руки не взял, ни «Калаш»,
Точно лебедь я взмыл в небеса...
Я не знал этих слов: «Этот наш, тот не наш.»
Я вообще не любил словеса.

Убивать не пошел, это точно... Ума
Мне хватило... За то и покой.
Да, я Индре подобен... как пруд без дерьма...
Только где и найдешь здесь такой?


VIII. ИЗ «ГЛАВЫ О ТЫСЯЧЕ»

Этот праведный старец – отменно хорош,
Просто пища для зренья и слуха.
Приношенье – дерьмо, жертва – ломаный грош,
Выше к праведным сим уважуха.

Он молчал сорок лет, после слово изрек,
Но такое уж верное слово...
Лучше тысячи слов – я присел на пенек,
Меня проняло: враз и готово

Жил среди хлебопашцев, среди пастухов,
Средь торговцев, чиновников властных.
Слышал тыщу поэм, десять тысяч стихов,
Бесполезных, пустых и напрасных.

Но, услышавши это, отправился в путь –
Созреванья, духовного роста.
Тыщу миль я прошел, оглянусь – просто жуть,
Победить себя было непросто.

Но потом тыщу раз я себя побеждал,
Раздирал свою душу в ошметки.
Мной повержены Молох, Иштар и Баал –
Не годны мне гандхарвы в подметки!

Я прошел, словно по морю дикий бурун,
Всех свергал я, куда не припруся.
Ну и этого, как там его?.. Гоготун!
Божество в виде белого гуся

Кто столкнет меня с этой бессмертной стези,
Высшей дхаммы лишит и покоя?
Мару с Брахмой я вспомнил бы в этой связи,
Но и им непосильно такое.

Кто в победах сравнится со мною потом?
Не прошу я от битв передышку.
Нету равных ни в этом мне мире, ни в том –
Мне Чингиз и Тимур по лодыжку.

А потом я забыл это слово... Привет...
Что за муха меня укусила?
Тыщу раз повторял, а теперь его нет,
Мощь утрачена мною и сила.

Свет померк, дрожь в ногах, ослабела рука,
Нет побед при подобном настрое...
Буду ждать я прошествия лет сорока:
Пусть промолвит он слово второе.


IX. ИЗ «ГЛАВЫ О ЗЛЕ»

Вот я думаю: зло... ну, откудова здесь?
И не первый я думаю, да?
Легкомыслен и глуп... но ведь это не спесь –
Здесь я чист, как лесная вода.

И вообще: это Зло – это зло? Или как?..
...Или легкая тень от Добра?
Да, согласен, согласен... Конечно, дурак...
Мне пойти и проспаться пора.

...А Добро... для чего, если честно?.. ответь.
Добрый – что он имеет в виду?..
Пусть я рухнувший гонг, пусть звенящая медь...
Да иду же я... правда, иду.

Ледяною вершиной сверкает гора...
Сколько раз с этих призрачных гор
К нам спускался по легкой тропинке Добра
Лучник в танке... и целил в упор.

Я не верую в Будду, Аллаха, Христа,
Но сомнения нет ни на миг:
Возвращается зло... Это все неспроста...
Против ветра не надо, старик.


X. ИЗ «ГЛАВЫ О НАКАЗАНИИ»

Да, я сам воевать-убивать не полез.
Понуждал ли кого-то к тому?
Я, подобно архату, отправился в лес,
Скрылся в душную, жаркую тьму.

Но ведь дело не в том, что боялся властей,
И поэтому был молчалив.
Ведь и власти горячку, и бремя страстей
Я отринул, поскольку ленив.

Ну, конечно, бывал раздражен я и груб –
Этим дух повергал я во прах.
Но врага никогда не оттаскивал труп,
Пусть его матюгал я в сердцах.

Не ходил я нагим, даже голову мыл,
Не постился, поскольку был худ.
А уж так сомневался, что свет был не мил,
Этим просто измучился тут.

Вот уж точно не знаю, куда я потом.
Да, не бхикшу я и не брахман,
Но себя не позволю я тронуть кнутом,
Несмотря на искусный обман.


XI. ИЗ «ГЛАВЫ О СТАРОСТИ»

Вот уж точно сказал: я старею, как вол,
Разрастается плоть старика.
А чего я хорошего в жизни нашел? –
Умолчу я об этом пока.

Вот, я толстый, беззубый и лысый ползу,
Ты же к старости дхамму обрел.
Да, без зонтика я очутился в грозу –
И чего тебе надо, козел?

Да, я старая цапля: нет рыбы в пруду,
Света я не искал на беду.
И, вздыхая о прошлом, по жизни бреду,
Уж я точно не в рай попаду...

Это дхамма благих напитала твой дух.
Ты сансару отринул – герой.
Так что ты безразличен, бесстрастен и глух:
Мир предстал бесполезной игрой.

Я не жду из заоблачных высей гостей,
Ты, наверно, подумаешь – бред:
Эта груда развалин и крепость костей –
Это я... не гляжу тебе вслед.

Видя нашу беду, ты стоишь в стороне,
А у нас здесь – огонь через край.
Что за смех, что за радость, когда мир в огне?
Непонятно? Ну, мимо ступай.

XII. ИЗ «ГЛАВЫ О СВОЕМ Я»

Мне себя усмирить – что раз плюнуть... пустяк:
Ну – пузырь... ну, там два пузыря...
Да и три пузыря – это мне не в напряг,
Усмирю – и совсем не зазря.

Мне себя усмирить – об асфальт два перста,
Положу я для скверны предел.
Для смирения плоти не нужно поста –
Пусть работает винный отдел.

Прочный навык имея себя превозмочь,
Все желанья и страсти сотру.
Усмиряючи плоть всю бессонную ночь,
Я посуду сдаю поутру.

Вовсе я не малува, обвившая сал, –
Как каттхака наутро я вял.
Что уж точно, я локти себе не кусал,
И похмельный синдром я не клял.

Я, как тот Девадатта, себе лишь врежу,
Расколов сам себя на куски.
А расплата?.. Подобно тупому ножу,
Утром боль раздирает виски.


XIII. ИЗ «ГЛАВЫ О МИРЕ»

Встань! И в..., и на..., и дальше иди,
А порочную дхамму отринь.
Будь, как я легкомыслен, и там, впереди,
Замаячит прекрасная синь.

Перед взглядом твоим задрожат миражи.
О, прекрасная синяя даль!..
Променяешь ее на чертоги, скажи?
На чертоги богов?.. И не жаль?

А вот я отказался, я выбрал мираж,
Ни на миг не жалел ни о чем.
В этой синей пустыне – я призрачный страж,
Со щитом и двуручным мечом.

Самурайские доблести – их ровно семь –
Украшают мой пояс, звеня.
Я при помощи иддхи невидим совсем,
Не увидит царь смерти меня.

Постарайся увидеть сей мир, как пузырь...
Но не в смысле водяры, а так...
Станешь призрачный ты, как и я, богатырь,
Предводитель воздушных атак.

Ищешь плод сотапатти? – Невидим врагу,
Ты потока коснулся ногой.
И на самом последнем, четвертом шагу
Смело вступишь на берег другой.


XIV. ИЗ «ГЛАВЫ О ПРОСВЕТЛЕННЫХ»

Трудно стать человеком, жизнь вобще,
                прямо скажем, трудна.
Я гляжу на бестропого, светлого духом в дороге.
Безграничные сферы – в них нет ни покрышки, ни дна –
Обладателю их пусть завидуют люди и боги.

Просветленный счастливец, свою победившую страсть,
Вдаль прошествует мимо, бесстрастный как айсберг, как льдина.
От спокойствия этого мудрости малую часть,
О, неделавший зла, от щедрот, я молю, удели нам.

Ты, очистивший ум, обрати же свой взор на меня:
Вот стою пред тобой я – под ливнем несчастий промокший.
Пусть твой взгляд опалит, точно пламя живого огня,
Дай мне капельку света, в согласье с твоей Пратимокшей.

Я не в Сангхе, увы! но, возможно... когда-нибудь... да...
Наберусь я терпения, выдержки и благородства.
Пусть не дождь золотой, пусть вода... дождевая вода
На меня в моей жажде с вершин этих чистых прольется.

Но и я различаю какой-то там свет... не слепой...
Скоро сделаю шаг за пределы, а стану ли после свободным?
Ты же следуешь мимо высокой бестропой тропой –
Восьмеричным путем, восьмеричным путем благородным.


XV. ИЗ «ГЛАВЫ О СЧАСТЬЕ»

Мы живем очень счастливо – нет ничего здесь у нас.
Будем радость вкушать, как в лазури сияющей боги.
Что нам времени бег? Нам что юга, что эра, что час –
Под ногами босыми ступени они и пороги.

Мы одни здесь здоровые средь безнадежно больных,
Средь томящихся здесь не томимся духовно одни мы.
Мы живем очень счастливо, в мире же много иных –
Этих бедных несчастных, что бедами всеми гонимы.

Нет побед и страстей, нам и ненависть тоже чужда.
Поражений не знаем, без схваток с грехом и виною.
Незнакомы нам голод, болезни, беда и вражда,
А глупца мы обходим, как в джунглях пожар, стороною.

О, больные, убогие, глупые жертвы страстей,
Мы пройдем мимо вас, нашу мудрость храня бережливо.
Нам не нужно из вашего страшного мира вестей.
Мы живем очень счастливо... Бедные люди, счастливо!..


XVI. ИЗ «ГЛАВЫ О ПРИЯТНОМ»

Посвятивший себя суете, как завидую вам – мудрецы.
Из приятного знаете, сколько печали и страха.
Наша жизнь – как клубок: не найдешь в нем начала, концы...
Надо жить беспечально, как божия легкая птаха.

Но не очень выходит... Мешает и манит порок.
Вижу карму свою – все сплошные прорехи и пятна.
Исполняющий долг, стойкий в дхамме нам правду изрек,
Ну, а правду вещать, всем известно, легко и приятно.

Да и слушать ее... не скажу, чтобы уж невтерпеж,
Не скажу, что понятно: уж больно высокое что-то...
И вот это... приятное требует выкинуть... Вынь – да положь...
Он зовется в народе не зря... ох, не зря – уддхамсота.


XVII. ИЗ «ГЛАВЫ О ГНЕВЕ»

Кто сдержал пробудившийся гнев –
Колесничий без всяких сомнений.
Стрелы Мары падут, зазвенев:
Против мудрого нет обвинений.

Правду-матку он рубит сплеча,
Но без гнева... хотя и с порога.
Порицают его сгоряча
С двух сторон... от ума небольшого.

Он просящему каждому даст
(Сей пример не для праведных женщин).
Для него все стремленья – балласт,
Он короною Брахмы увенчан.

Он, свободный от форм и имён,
Посрамляет нас снова и снова.
Плотью смирен и духом смирён –
Он из золота Джамбу речного.

Недостойный держатель вожжей,
Озабочен вином и виною,
Дальних я не достиг рубежей...
...Но мой гнев остается со мною.


XVIII. ИЗ «ГЛАВЫ О СКВЕРНЕ»

Дома нет, нет припасов в дорогу,
Я как лист на осеннем ветру,
И теперь, приближаюсь к итогу,
Я от скверны себя ототру.

Кто испорчен, навязчив и дерзок –
Тот легко проживет, без труда.
Я бываю и сам себе мерзок:
Навалились и давят года.

Жизнь свою чистой я назову ли?
Уж чего – а вот этого нет.
И к земле меня годы пригнули.
Столько лет... столько прожитых лет.

Вот очищусь от скверны и стану
Безупречен, достигну небес,
И примкну я к небесному стану...
Впрочем, что читаю ликбез?

В том не вижу большого урона,
Что грешил... грех мой, в общем-то, мал.
Но вот дхона... проклятая дхона...
Сколько раз я ее преступал.

Все четыре ее ипостаси
Я, бывало, затаптывал в грязь.
А теперь ничего нет в запасе...
И какая, скажите, здесь связь?

Предавался я пьянству... бывало,
И с женой не своей... пребывал.
Но и этого было мне мало:
Был гневлив, словно горный обвал.

Был нахален и дерзок когда-то,
Проходил я по жизни смеясь...
Я согласен с тобою, татхагата:
Грязь невежества – худшая грязь


XIX. ИЗ «ГЛАВЫ О СОБЛЮДАЮЩЕМ ДХАММУ»

Мудрец – молчалив и бесстрастен,
И дхаммой проникнут до пят.
Над ним грозный Мара не властен,
А страсти у мудрого спят.

Пусть малоучен, но свободен
От страха и гнева вполне,
Воистину тот благороден,
Кто истину зрит не в вине.

А я вот завистлив и жаден,
И зенки залил я вином.
Я гаже всех мерзостных гадин,
И мысли всегда об одном.

Я лжив и болтлив, непослушен,
Я глуп, что обидно вдвойне.
Мой мозг алкоголем разрушен...
Все дело в проклятом вине.

Но мне непонятно, проныре,
Чем выше бесстрастный монах
И зла, и добра в этом мире?..
И в этом, и прочих мирах.

А я вот, во зле пребывая,
Уж так от самадхи далек,
Что где-нибудь с самого края
От истины светлой прилег.

Но целью поставив спасенье,
Любой взять возможно барьер.
Одно только есть опасенье:
Найду ли достойный пример?

Вот Ария так благороден,
Рыбак, а мудрец и аскет,
К любому деянию годен,
Но был ему даден совет:

Бестропую выбрав дорожку,
Рыбача в озерной глуши,
В уху отправляя рыбешку,
Насилья над ней не верши!


XX. ИЗ «ГЛАВЫ О ПУТИ»

Лучше всех из подлунных двуногих –
Прозорливый, бесстрастный мудрец.
Перед ним пусть склоняются боги,
Он страданьям положит конец.

Этот мир – наваждение Мары,
Ну и прочих созданий лихих.
Типа – ночью вас мучат кошмары,
Но и днем нет спасенья от них.

Ты, ступая путем восьмеричным,
Отрясаешь кошмары рукой,
Приобщаешься к сферам безличным,
(Да и личности нет никакой).

Вырубайте деревья и чащи
Ваших страхов, желаний, страстей.
Все санкхары горьки, преходящи –
Не зовите, не ждите гостей.

Помешавшись на детях и доме,
Я, воистину, полный глупец.
Кто разводит костер на соломе?
Рядом смерть, в смысле, я – не жилец.

На тепло эта ночь не богата...
Ну присядь же сюда поскорей
К моему костерочку, Сугата, –
Вон озяб ты в нирване своей


XXI. ИЗ «ГЛАВЫ О РАЗНОМ»

Это счастьице малое – тлен,
Откажись ради счастья большого.
Дует ветер больших перемен...
Но об этом пока что – ни слова.

Будет сделано то, что должно,
Мать убьешь и царя из брахманов.
Это знание – точно вино,
С глаз срывает повязку обманов.

Жить с иными – мучительный труд
(Ад и есть, скажем прямо, другие).
Их прыжки и ужимки сотрут
Все стремленья и мысли благие.

В одиночестве будь же готов
Отразить стрелы Мары и Ямы,
Слушай этот неслышимый зов...
Бодрствуй, бди, ученик Гаутамы.

...Я, беспечный, вернулся в свой дом,
К этим мелким домашним заботам.
Мои странствия кажутся сном,
Нету мыслей о будущем: что там?


XXII. ИЗ «ГЛАВЫ О ПРЕИСПОДНЕЙ»

Все мы в жаркой ладони Господней –
Справедлива любая беда.
Я родился, увы, в преисподней.
В прошлой жизни был низок я, да?

Я про ад знаю четко... до точки:
О трамваях, ментах, проходных,
О трусливой любви в уголочке,
О предательстве самых родных.

Впрочем, что я? о чем? Боже правый!
Эк меня занесло через край...
Странник мимо идущий со славой
Так и чешет дорожкою в рай.

Вот уже он и скрылся из виду,
Рая точно достигнет к утру...
На судьбу не держу я обиду:
Здесь родился и здесь я умру.


XXIII. ИЗ «ГЛАВЫ О СЛОНЕ»

Люди – порочны, а я – терпелив:
Буду терпеть оскорбленья.
Водку в стопарик свой с верхом налив,
Так убегаю от тленья.

Соня, обжора, лентяй и глупец,
Лежа, верчусь, словно боров.
Хоть и предвижу печальный конец,
Не усмирить мне свой норов.

Слон укрощенный и есть идеал,
Связанный грезит о лесе...
Страсти свои я бы также связал,
Да уж куда мне, повесе?

Как охранить мне свой низменный ум,
Да и зачем мне охрана?
Слон, разъярившись от вольности дум,
Рвется из пышного храма.

Хоботом эту ограду трясу,
Бивнями рою подкопы,
Чтоб очутиться в слоновом лесу,
Где лишь слоновые тропы.


XXIV. ИЗ «ГЛАВЫ О ЖЕЛАНИИ»

«Корни латы в себе оборвав,
Удостоен небесного знака.
Свыше мне был дарован устав –
У кого мне учиться, Упака?

Я боролся из всех моих сил,
Мной оставлены трон и столица
Я все знаю и все победил!
У кого мне, Упака, учиться?

Плодовита бирана, сорняк,
Ароматна... Подобно эфиру
Усыпляет и этак и так,
И рождает привязанность к миру.

Только выполов с корнем траву
Всех желаний, страстей и стремлений,
Я всегда и везде – на плаву,
Я избавлен от всех наводнений»

Услыхав это, «Се человек!..», –
Молвил я, словно заяц в испуге, –
«Я и сам из таких же калек...»,
Подмигнувши при этом подруге.


XXV. ИЗ «ГЛАВЫ О БХИКШУ»

Сдержанность – вот в чем загвоздка!
Тот беспечален и прост,
Кому и паленая водка
Духовный не путает рост.

Речь твоя, друг, не надменна,
Даже и в чем-то сладка.
Сразу видна перемена:
Бхикшу ты стал... ну, слегка.

Бхикшу, известно, – не воин,
Жизнь – на ветру лепесток.
Будь же бесстрастно-спокоен,
О пересекший поток.

Не презирай даже малость,
Что получил, то упрочь.
И не завидуй: досталось
Каждому верно – точь в точь.

Я пожелаю в порыве:
Молод ли бхикшу иль стар,
Верности глаз при розливе
И прекращенья санкхар!


XXVI. ИЗ «ГЛАВЫ О БРАХМАНАХ»

Я духовные поиски за полночь вел
И случайно забрел на вокзал.
Этот в желтых одеждах, субтилен и квел,
Посмотрел... даже «бхо» не сказал.

А чего он, надменный, воротит свой нос?
Кто брахман неизвестно из нас.
Я ведь тоже все страсти пустил под откос...
Может, этим Вселенную спас.

Но за это себя не возвысил никак –
Был ничтожен, остался я мал.
Ну, а этот-то в желтых одеждах... чудак,
Что он сам на вокзале искал?

Не колтун в волосах – атрибут правоты,
Одноглазый – останешься крив.
От своей неизжитой духовной тщеты
Не спасешься, одежды сменив.

Только в сердце своем обозначив заслон
От ничтожества, станешь велик.
Имя им – «говорящие бхо»... легион,
Я – совсем уж пропащий старик.

...Под собою не чуя измученных ног
Я ищу близлежащий шалман...
И стезю мою точно не ведает бог –
Тут я, чисто конкретно, брахман!

04.09-15.10.2010


КРАТКИЙ СЛОВАРЬ СПЕЦИАЛЬНЫХ ТЕРМИНОВ


АПСАРЫ – в индуистской мифологии божественные танцовщицы, обитающие на небесах и услаждающие пляской богов; возлюбленные гандхарвов (см.).

АРИЯ – считается, что этот стих обращён к рыбаку по имени Ария (ср. ariya – «благородный»).

АРХАТ (arahant) – в буддизме хинаяны существо, достигшее «освобождения» (нирваны) от цепи перерождений (сансары), тот, в ком угасли асавы (см).

АСАВА (asava) – греховное желание, заблуждение.

АСФАЛЬТ («об асфальт два перста...») – темное место, появившееся в результате поэтического озарения, не до конца ясное и самому автору

БААЛ (Балу-Ваал) – древнее общесемитское божество плодородия, вод, войны. Почитался в Финикии, Палестине и Сирии, затем его культ распространился на запад (в Египет, Грецию и др.).

БЕСТРОПЫЙ – тот, у кого в этом мире уже нет тропы, так как ни он на мир, ни мир на него уже не могут оказывать влияния.

БИРАНА – ароматическая трава вида Andropogum muricatum.

БРАХМА – в брахманизме один из 3 высших богов, бог-создатель, творец Вселенной и всего сущего. Культ Брахмы практически отсутствует.

БРАХМАН – член высшей жреческой касты, носитель самых высоких моральных качеств. В буддизме – тот, кто познал свои заблуждения, добился их уничтожения и достиг просветлённости.

БУДДА (санскр. букв. – просветленный) – в одном из значений – имя, данное основателю буддизма Сиддхартхе Гаутаме (623-544 до н. э.), происходившему, по преданию, из царского рода племени шакьев в Сев. Индии (одно из имен Будды – Шакьямуни, «отшельник из шакьев»), после обретения им особого духовного опыта.

БУДДХАГХОША (Цейлон, V в. н. э.) – непререкаемый авторитет в области буддизма и плодовитый автор, написавшим Висуддхимаггу («Путь очищения»), энциклопедию буддийского учения, и составивший многочисленные комментарии на канонические тексты.

БХИКШУ ((bhikkhu, санскр. нищий)– буддийский монах; посвящённый в духовный сан последователь Будды. Должен был носить песочно-желтые одежды и брить голову.

БХО – говорящие бхо (bhovadin) – так называли брахманов, поскольку в качестве приветствия Будде они употребляли междометие бхо, которое служило формой приветствия в отношении равных им по положению или даже низших. Таким образом, эта строфа содержит упрёк в адрес брахманов и противопоставление им истинного брахмана – буддиста.

В..., И НА... (Встань! И в..., и на..., и дальше иди...) – не до конца проработанное автором место. Первоначальный вариант, соотносящийся с употребительной скороговоркой «в попу-на фиг», был отвергнут автором по морально-этическим соображениям. Однако, следует отметить, что направления следования, обозначенное в сутрах 167-169 (...Не следуй низменной дхамме!.. Следуй добродетельной дхамме!.. Следуй добродетельной дхамме, но не следуй порочной!..), также не получило у современных исследователей однозначного толкования.

ВЕДЫ (санскр. веда– букв. – знание), памятники древнеиндийской литературы (кон. 2-го – нач. 1-го тыс. до н. э.) на древнеиндийском (ведийском) языке. Веды, или ведическую литературу, составляют сборники гимнов и жертвенных формул (Ригведа, Самаведа, Яджурведа, Атхарваведа), теологические трактаты (Брахманы и Упанишады).

ВОДЯРА (просторечие) – водка; иногда вообще, крепкая алкогольная продукция.

ВОСЬМЕРИЧНЫЙ ПУТЬ (благородный восьмеричный путь): правильный взгляд, правильные намерения, правильная речь, правильные поступки, правильная жизнь, правильные усилия, правильная память, правильное сосредоточенное размышление.

ГАНДХАРВЫ (gandhabba) – в индуистской мифологии небесные музыканты, ублажающие богов; возлюбленные апсар (см). Особый класс полубогов.

ГАУТАМА – см. Будда

ГЕГЕЛЬ (Hegel) – Георг Вильгельм Фридрих (1770-1831), немецкий философ

ГОГОТУН (Великий Гоготун) – не имея возможности сказать нечто большее об этом древнейшем, восходящем к дофараоновским временам Древнего Египта, эзотерическом символе, автор может только повторить: божество в виде белого гуся.

ГРЕНАДА (Grenada) – имеется в виду не государство в Вест-Индии, на о. Гренада и южной части о-вов Гренадины, а ГРАНАДА (Granada) – провинция в Испании (с одноименным городом) в адм. обл. Андалусия.

ДЕВАДАТТА – в буддийской мифологии двоюродный брат Будды-Шакьямуни, сначала его последователь, а потом противник. За свои злые дела попадает в ад.

ДЖАМБУ – река, по имени которой в космогонических мифах брахманизма (и буддизма) назван континент Джамбудвипа, населенный людьми (его южная часть и есть, собственно, Индия). Берет начало под деревом Джамбу на горе Сумеру и протекает по золотым пескам. На вершине горы Сумеру находится дворец бога Индры.

ДХАММА, ДХАРМА (dharma, санскр.) – 1) одно из центральных понятий индийской философии и религии индуизма, имеющее несколько значений: вечный моральный закон (аналог абсолюта); нравственно-социальное установление для «правильной жизни» (долг) – в этом смысле каждый человек имеет свою дхарму. 2) В буддизме – первичные элементы бытия и психофизические элементы жизнедеятельности личности; дхармы вечны, постоянно появляются и исчезают; волнение их – источник страдания – прекращается в состоянии нирваны.

ДХАММАПАДА – знаменитый буддийский сборник изречений, составленный на пали. Хронология Дхаммапады – видимо, III или даже IV в. до н. э. Входит в качестве составной, но вполне самостоятельной части в буддийский Канон и помещается обычно в пятой части Сутта-питаки, называемой Кхуддака-никаей. Существует очень большое количество возможностей для объяснения названия Дхаммапады: «Стезя добродетели», «Стезя закона», «Стезя учения», «Стезя религии», «Основа добродетели», «Основа закона», «Основа учения», «Слово о добродетели», «Слово о законе», «Слово об учении», «Стихи о добродетели», «Стихи о законе» и т. д.

ДХОНЫ – четыре вещи, необходимые для бхикшу (см.). Преступить дхону – обычно, в смысле указания на злоупотребления в использовании дхон.

ЗЛО – противоположность добру (не см.), составляет с ним дуальную оппозицию, полюса которой находятся друг с другом в состоянии амбивалентности. Оно всегда – гипоцентр. Вектор конструктивной напряженности всегда ведет от 3ла. 3ло – импульс, отталкивает от себя субъекта воспроизводства, придаёт ему активность, направленную на противоположный полюс, т.е. на добро.

ИДДХИ (iddhi) – психические сверхчувственные силы (числом десять), которые якобы можно приобрести с помощью самоуглубления и мистического транса. Относится к числу понятий, заимствованных из добуддийской философии. Это понятие в некоторых отношениях не укладывалось в рамки буддийского учения.

ИНДРА (Inda) – в ведической религии наиболее почитаемое божество, предводитель, царь богов, громовержец и устроитель мира.

ИШТАР – в аккадской мифологии богиня плодородия и плотской любви, войны и распри, астральное божество, олицетворение планеты Венера. Соответствует шумерской Инанне.

«КАЛАШ» (просторечие) – автомат Калашникова

КАНТ (Kant) – Иммануил Кант (1724-1804) – немецкий философ.

КАРМА (санскрит – деяние) – одно из основных понятий индийской религии (индуизма, буддизма, джайнизма) и философии, дополняющее понятие сансары. В широком смысле – общая сумма совершенных всяким живым существом поступков и их последствий, определяющая характер его нового рождения, перевоплощения. В узком смысле – влияние совершенных действий на характер настоящего и последующего существования.

КАТТХАКА (katthaka) – род тростника, погибающего сразу после плодоношения.

КРЫША (просторечие) – чрезвычайно многосложное понятие в современном русском языке, в данном контексте – голова, разум.

ЛАТА – вьющееся растение, символ желаний, проникших в человека через органы чувств и память и буйно разрастающихся в нём.

«МАКАРОВ» (просторечие) – пистолет Макарова.

МАЛУВА (maluva) – вьющееся растение, паразитирующее на дереве сал и нередко приводящее его к гибели.

МАРА (Мarа, санскр. cмертоносный) – владыка смерти, злой дух (часто олицетворение страстей), в буддийской мифологии олицетворение зла, вредящего будде и бодхисатвам.

МАТЬ УБЬЕШЬ и царя из брахманов («Убив мать и отца и двух царей... брахман идёт невозмутимо») – комментарии и предположения насчет этих двух сутр (294-295) были самыми противоречивыми. Согласно Буддхагхоши, это развернутая аллегория, олицетворяющая победу над страстями, пороками и ложными системами взглядов.

МОЛОХ – согласно Библии, божество, которому приносились человеческие жертвы (особенно дети), почитавшееся в Палестине, Финикии и Карфагене.

НАВОДНЕНИЕ – традиционное сравнение смерти с наводнением.

НИРВАНА (nibbana, санскр. – угасание)– центральное понятие буддизма и джайнизма, означающее высшее состояние, цель человеческих стремлений. В буддизме – психологическое состояние полноты внутреннего бытия, отсутствия желаний, совершенной удовлетворенности и самодостаточности, абсолютной отрешенности от внешнего мира; в ходе развития буддизма наряду с этикопсихологическим понятием нирваны возникает и представление о ней как абсолюте. В джайнизме – совершенное состояние души, освобожденной от оков материи, бесконечной игры рождений и смертей (сансары).

ПИСАНИЕ (sahita) – (здесь) название Типитаки.

ПРАТИМОКША – собрание правил и этических предписаний, действовавших в сангхе (см.).

ПРЕИСПОДНЯЯ (niraya) – соответствует в буддизме и понятию ад, и понятию чистилища. Место наказания, в котором искупается грех; наказание заключается в мучительном повторении новых рождений до тех пор, пока карма, вызвавшая это состояние, не окажется исчерпанной; следовательно, niraya преходяща. Занимает относительно второстепенное положение. В переводах слова niraya на европейские языки наблюдается значительное количество вариантов.

ПУЗЫРЬ (просторечие) – бутылка; вообще, любая емкость алкогольной продукции. По объему неопределенно, обычно – 0.5 – 0.75 л.

РАЙ (др.-инд. – ray) – в буддизме, разумеется, нет ничего даже отдаленно подобного понятию «рай» (см. нирвана), однако... по мнению автора, чрезвычайно соблазнительно трактовать понятие «преисподняя» (см.), тоже чрезвычайно далекое от его европейского смысла, как «не-рай» (niraya) :).

САККА (Sakka) – предводитель 33 богов, вытеснивший в буддизме Индру. Связь Индры и Сакки чисто генетическая. Функции Сакки и его окружения в буддизме достаточно ограничены: люди, не достигшие высшего знания, но ведущие праведную жизнь, могли снова родиться в мире этих богов.

САЛ (sala) – дерево, принадлежащее к виду Shorea robusta.

САМАДХИ (samadhi) – в буддийской и индуистской религиозной практике высшая степень медитации (самоуглубления).

САМУРАЙ («...самурайские доблести – их ровно семь...») – см. произведение автора «Кодекс бусидо».

САНГХА – буддийская монашеская община как единое сообщество монахов-буддистов, живущих в разных странах («сангха четырех сторон света»).

САНКХАРА (sankhara) – одна из пяти скандх (см), из которых состоит человек: наклонности или способности; одно из наиболее сложных понятий философии буддизма.

САНСАРА (sansara, санскр.) – одно из основных понятий индийской религии и религиозной философии, перевоплощение души (в ортодоксальных брахманистско-индуистских системах) или личности (в буддизме) в цепи новых рождений (в образе человека, бога, животного); осуществляется по закону кармы. От сансары можно освободиться, познав истинную дхамму и достигнув нирваны.

САНСКРИТ (от санскр. самскрта – букв. – обработанный), литературно обработанная разновидность древнеиндийского языка индоевропейской языковой семьи. Известны памятники 1 в. до н. э. Отличается строго нормализованной грамматикой. На санскрите написаны произведения художественной, религиозной, философской, юридической и научной литературы, оказавшие влияние на культуру Юго-Вост., Центр. Азии и Европы.

СКАНДХА (санскр. skandha) – составные конституирующие элементы и одновременно факторы существования. Согласно буддийскому учению, человек состоит из пяти скандх. Каждая из скандх имеет своё деление. Одной из существенных характеристик скандх является их непостоянство.

СОТАПАТТИ (sotapatti) – вхождение в поток, который приводит к нирване; первый шаг на пути к святости (всего таких шагов четыре; каждый из них связан с уничтожением пут, обременяющих человека).

СУГАТА – одно из названий Будды, а также вообще «просветлённых».

ТАТХАГАТА (tathagata) – «достигший <совершенства>«, эпитет архатов.

ТИМУР (Тамерлан) (1336-1405) – полководец, эмир с 1370. Создатель государства со столицей в Самарканде. Разгромил Золотую Орду. Совершал завоевательные походы в Иран, Закавказье, Индию, М. Азию и др.

«ТИПИТАКА» [санскр. «Три корзины (закона)»] – каноническое собрание текстов буддизма.

ТЫЩА (просторечие) – тысяча

УВАЖУХА (И-нетовское просторечие) – уважение

УДДХАМСОТА (uddhamsota) – дословно: плывущий против течения, потока, т.е. преодолевающий вожделение, привязанности, заблуждения. Здесь речь идёт об ином потоке, чем тот, который предполагается в определении понятия сотапатти (см.).

УПАКА – странствующий аскет, задавший Будде вопрос о его учителях.

УЧЕНИК – конкретно здесь – секха (sekha), ученик, достигший первой стадии совершенствования (sotapatti). Уничтожив все привязанности, секха мог достичь архатства и стать уже асекхой (asekha).

ЧЕРНОМОР – см. А.С. Пушкин «Сказка о царе Салтане».

ЧИНГИЗ, ЧИНГИСХАН (Тэмуджин, Темучин) (ок. 1155-1227) – основатель и великий хан Монгольской империи (с 1206), организатор завоевательных походов против народов Азии и Вост. Европы.

ШАЛМАН (просторечие) – пивная, рюмочная, забегаловка.

ЮГА – в индуистской мифологии длительная эра развития человечества (Критаюга, Третаюга, Двапараюга и Калиюга).

ЯМА (Yama) – в ведийской религии, брахманизме, индуизме и буддизме бог смерти, правитель царства мертвых.




Назад
Содержание
Дальше