Алкогольное

1

У меня ничего не осталось. Я пил запоем неделю или около того. Мне хотелось либо выпить еще, либо отключиться. Комы хотелось. Неведения. Забытья.

Я вышел в подъезд. И скатился с лестницы вниз головой.

Потом встал. Понял, что ничего не поломал. Не ушибся. И понятно, не отключился. Все напрасно. И я не очнусь завтра в больнице с теплыми простынями и обаятельной медсестричкой рядом. Ну ладно. Придется проснуться на своем грязном матрасе. Как всегда.

Я вернулся домой. Закрыл дверь и уснул.

2

9:35. Проснулся. Голова ватная. По-моему, еще и обоссался. Прекрасно. Скинул с себя мокрые штаны. Футболку. Она была в крови. Прошел в ванную. Хорошенечко приложился к горлышку крана. Холодная проточная вода. Как хорошо, когда она есть.

Я посмотрел в зеркало. На меня смотрело распухшее, с разбитым носом и тупыми глазами лицо. А вернее, морда. Я залез в ванную и встал под душ. Теплая вода смывала с меня хмельной смрад. Когда я сморкнулся, то увидел, как вместе с водой по мне стекают кусочки спекшейся крови.

Зазвонил телефон. Я выбежал из ванной. Поднял трубку.

– Алло?

– Здравствуйте. Рашит? – женский голос.

– Какой, на хрен, Рашит? Вы не туда попали.

– Ой, извините, – положила трубку.

Прошел в спальню. Вытерся полотенцем. Открыл шкаф для одежды. Достал чистые джинсы, трусы и футболку. Оделся. Прыгнул в шлепки и пошел к соседу сверху.

3

– Привет, – ответила заспанная опухшая рожа с редкими белокурыми волосами на черепе.

– Привет. С похмелья я. Есть что-нибудь?

– Заходи. Ну у тебя и рожа.

– На свою посмотри.

Я прошел. По всему дому валялись окурки, обрывки картин маслом, кисточки, разорванные вещи, обломки рамок, цветы…

Мой сосед художник. Иногда его картины покупают местные перекупщики. Недорого. 1000–1500 р. Он и этому рад. За большее он их все равно никому не продаст. И работы у него другой нет.

Мы устроились на кухне.

– У меня немного денег осталось, – сказал он, – вчера картину продал. Может, «крокодил» замутим?

Еще он умеет сам отбивать дезоморфин из таблеток. Иногда это довольно полезное умение, при нашей-то жизни.

– Нет, – ответил я, – я скоро умру. Нельзя.

– Серьезно, что ль? – он попытался состряпать изумление на похмельном лице.

– Да, кажется, печень уже разлагается. И с сердцем совсем плохо. Думаю, недолго осталось.

Он разлил водку.

– Давай пей.

Я одним махом опрокинул стопарик и запил морсом. Поперхнулся ягодами и едва не выпустил все обратно.

– Тихи-тихо, – похлопал он меня по спине. – Не спеши. – И тоже опрокинул стопарик.

– Ну и пидор же у тебя брат, – продолжил он, – с матери квартиру дерет.

– Да, педрила редкостная, – согласился я.

– Я бы давно такого убил, будь у меня такой брат.

– Я бы тоже, но мне совесть не позволяет.

Мой старший брат действительно редкостный педрила. В свои 33 года он ни разу не работал. Сидел на материной шее, клянчил у нее на самогонку, а теперь еще и требует подарить ему квартиру. Я тоже был не лучше, но вовремя опомнился, стал работать и соскочил с этой лажы.

– Кстати, к тебе вчера мать приезжала днем. Не достучалась. Не дозвонилась. И дверь открыть не смогла. Поняла, что ты пьяный спишь. И дверь изнутри закрыл.

– Что сказала?

– Ничего особенного, только харчи передала, просила, чтобы ты ел. И еще книгу оставила.

Он протянул мне томик Буковски «Почтамт».

– Хорошая вещь, – сказал он, – я все его вещи читал.

– Я когда не пью, постоянно читаю, а когда пью, не могу.

– Есть будешь? – предложил он.

– Нет, – отмахнулся я и налил нам еще по одной. Мы опрокинули и закурили по сигарете «Бонд». Налили еще и тут же выпили. После четвертой стало заметно лучше.

– Слушай, Валер, – так зовут моего соседа, – а какое сегодня число?

– 22 ноября.

– Б…, похоже я уже три дня, как на работу не выхожу. Наверное, уволили уже.

Я немного расстроился.

– А сколько ты там получал?

– 8 тысяч рублей.

– Забей. Я тебя устрою грузчиком за 10.

Мы выпили еще, и я больше не расстраивался по поводу работы.

В дверь постучались.

– Это Володя, з…бал уже, – выругался Валера. – Третий раз сегодня приходит. То соль ему дай, то хлеб, то закурить, то выпить.

– Не открывай, – сказал я. – Постучит и уйдет.

Володя стучал раз десять. Потом Валера поднялся, подошел к двери, открыл и закричал:

– Пошел на х…, Володя!

– Понял, – невозмутимо ответил Володя. Повернулся и ушел. Больше в этот день он к нам не заходил.

4

– Ты знаешь, вчера ночью у нас в подъезде какой-то мудак с лестницы навернулся. Я уже в постели лежал. Такой грохот был. Я услышал. Хотел встать, посмотреть, но не стал. Там вся лестница в крови.

Я потрогал свой распухший нос. И понял, что он сломан.

– Не знаю, – соврал я, – я ночью спал.

За окном просыпался морозный ноябрьский день. На нашей кухне стоял табачный смрад. А в голове моей не прояснялся туман.

– Знаешь, – начал Валера, выпустив клуб синего дыма от дешевой сигары, купленной в киоске под окнами. – Раньше, как рисовали? Всю работу выполняли подмастерья, а мастер только делал последний мазок и расписывался.

Он говорил мне об этом уже раз двадцать, но я сделал вид, что слышу впервые.

– Печаль будет длиться вечно…

– Ван Гог, – опередил я.

Мы выпили еще по одной. Я закурил. Валера по-прежнему сосал свою дешевую сигару. Туман сгущался. Ко мне на колени запрыгнуло что-то тяжелое и пушистое.

– Вадик, – погладил я Валериного кота.

Вадик – большой, толстый кот с плоской мордой. Не знаю, как эта порода называется. Я его очень люблю. А он любит всех, кто приходил к Валере. Но меня, по-моему, особенно. Коты вообще меня любят. И кошки тоже.

Вадик чихал и тер лапками сморщенную мордочку. Его глаза слезились. С ним творилось что-то не то.

Валера стоял у окна и дымил в замерзшее стекло.

На грязном полу появилась большая зеленая жаба. Вся она была усеяна бородавками. Прыг-прыг. Я подумал, что у меня галлюцинации. Зажмурил глаза. Посмотрел. Жаба не исчезала. Я зажмурил еще раз и посмотрел. Она осталась на месте. Жаба существует.

– Это что? – окликнул я замечтавшегося Валеру. Он повернулся.

– Е… твою мать! Вадик! – закричал он на кота. – Опять ты пытался сожрать Катю!

Он накинул на жабу кухонное полотенце. Схватил и унес в спальню.

– Друзья подарили мне эту лягушку, – начал рассказывать он, когда вернулся, – я всегда хотел иметь что-то подобнее. Она мне жену бывшую напоминает. Я тоже ее люблю. И она тоже ядовитая.

Он взял в руки Вадика, поднес к крану и промыл ему глаза.

– А этот пидарас, – говорил он о Вадике, – постоянно пытается ее съесть… А она ядовитая…

5

Мы пили еще несколько часов. Или больше. Не знаю точно. Вадик сидел тихо и слушал наш пьяный бред. Его глаза были в порядке. Катя была надежно спрятана в аквариуме в закрытой спальне.

Ближе к 12 я понял, что пора ползти домой, иначе отключусь прямо здесь, а я не люблю спать вне дома. Валера храпел лицом на грязном столе. Я кое-как растолкал его тяжелую тушу. Он поднялся и, шатаясь, закрыл за мной дверь.

6

Я пил еще два дня. Потом резко тормознулся. За три дня привел себя в порядок и устроился по наводке Валеры грузчиком на один небольшой завод. Валера не останавливался. И как-то в один из очередных приступов алкогольной горячки зажарил Катю. Съел, отравился и умер. Она, и правда, была ядовитой. Родных у него не было, поэтому Вадика я взял себе.

Месяц мы с Вадиком жили спокойно и, можно сказать, хорошо. Я не пил. Но потом пришло время расчета. Я получил свою первую зарплату. Ушел в запой. И снова оказался без работы.

Думаю, Вадику у меня живется не лучше и не хуже, чем жилось у Валеры. С одной лишь разницей – теперь никто не брызжет ему в морду ядом.

7

«Хотя бы для тебя хоть что-то изменилось», – подумал я, глядя на мурлычущего кота у меня на коленях. И опрокинул стопарик.