| ПОЭЗИЯ | Выпуск 62 |
|
ЗОЛОТАЯ ПОЛОСКА …Из-за дальних холмов по всему горизонту, от края до края, наплывала лиловая тьма. Она упаковала во мрак октябрьские красно-желтые деревья на противоположном берегу пруда, кустарник, белые коттеджи. Наконец, гигантская туча закрыла солнце. Небо теперь являло собой странную двойственную картину: сжимающаяся, подобно шагреневой коже, прозрачная голубизна и агрессивная, прущая, всеохватная тьма. А разделяла их яркая золотая полоска, результат последних усилий солнца. И тут я понял, что не нужны мне ни безмятежная голубизна, ни фиолетовый мрак. А нужна лишь эта недолговечная полоска, уже бледная, исчезающая. Я увидел то, что хотел, – этого достаточно. И пусть земля вновь станет безвидна и пуста... * * * Частью поэзии русской, ее парадигмой, так сказать, себя не ощущаю. Диапазон у меня слишком узкий, не ту нефть не оттуда качаю. Однажды сказал мне издатель Комаров: играете, Миша, как на балалайке – три струны всего и освоили... А издатель этот не наломает дров, не ляпнет лишнего ради литературной байки. Нечего делать. Надо дальше жить как-то. Подрастает сынок Лёша. Черт с ней, с парадигмой! – ощетиниться, как последний кактус, печататься только там, где гонорар хороший. СМЕРТЬ ПОЭТА Тень слепая мается в уголке. Висельник болтается на шнурке час… Шустрить поэтому смысла нет. Он дружил с поэтами, сам поэт. Эта планиметрия испугает нас ли? – ведь уже заветрена сайра в масле… * * * Горизонтально снег идет И чайки бреющий полет... Но лишь глаза прикрою – Роятся – рой за роем – Воспоминания... Тогда Текла хрустальная вода И солнце, вперив желтый взгляд, Всё длило свой гипноз – подряд Один, другой и третий час. И вижу я в который раз Ту загорелую фигурку На сером камне у реки – Судьбе и снегу вопреки… * * * Светофор. Мигание желтого. Черный лёд. Ни к чему не приводит жизни ход. Ничего не будет. Не может быть. Вот она, суть: жуть – жить. Не жди. Не надейся. В окно не смотри. В анабиоз! Не дыши. Замри. * * * Брожу декабрьским парком, Пар изо рта пускаю, Сам себе удивляюсь: «Всё еще дышишь?..» * * * «…Помните, в шестидесятом, Ботвинник – Таль?» «…А вы совсем не меняетесь!..» «…Внук подался на какой-то литературный фестиваль, я посмеиваюсь: графоманы всех стран, соединяйтесь!» Доматывают век в чужой стране. Подолгу не встречаются (чего ради?). Впрочем, изредка, – о своей и чужой родне, о том, о сём… О Киеве, Ленинграде… ЛЕНИН В РАЗЛИВЕ Туманом озеро укрыто… Надвинув на уши картуз, Он плоскодонному корыту Вверяет драгоценный груз. Туман слоится, но не тает. Уключин скрип… А между тем Лодчонка мерно исчезает. Но, мать ети, не насовсем! * * * Будущее прихотливо, Но в него я не пойду – Все глумливы и потливы, И едят одну еду. ИЗ «ШВАБСКИХ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ» * Проснёшься – снег, и ель как на параде, И, преодолевая сонный бред, Осмыслишь: ты давно не в Ленинграде, И возвращения в тот город нет. * В тумане озеро из золингенской стали, Кривые улочки, сплетённые в канву… Хотя своими те красоты и не стали, Но и чужими их не назову. * В окрестностях дорожек столько, Что хватит на остаток дней. И небо с яблочную дольку, А цветом – зеленей. ГРАНИЛЬЩИК Чтоб не пошла судьба на слом, я занимаюсь ремеслом. Беру зелёный жадеит и придаю товарный вид. И синий лазурит беру, чтоб засветился поутру. И только алый родонит свой мрак таинственный хранит. ГОРНЫЙ ЛЕС Спящие стоя стволы – лица в потёках смолы. В трещинах скальных пород цвергов таится народ. Старой поэзии мёд позолотил небосвод. Здесь и должна отгореть жизни последняя треть. * * * Расстояния, конечно, разделяют... И страна совсем другая, ну да бог с ней. А жизнь мельчает, мельчает, дно выявляя, – отсюда, со швабской горы, видней. Злобствуем, себя калечим... Но не так уж мы друг от друга далеки, хоть и перекликнуться нам больше нечем, кроме «Бриллиантовой руки». |
|
|
|