ПОЭЗИЯ Выпуск 68


Леопольд ЭПШТЕЙН
/ Нью-Йорк /

«У синьора Боккерини…»



* * *

У синьора Боккерини
Кость тонка, рука легка,
Кисть синьора Боккерини
Идеальна для смычка.
Отыграв в Париже, ныне
Он нацелен на Мадрид.
Жизнь синьора Боккерини,
Приближаясь к середине,
Много радостей сулит.

По возделанной равнине
Лёгок, лёгок бег возка.
Скарб синьора Боккерини –
Два дубовых сундучка.
В небе тучка проплывает,
Кучер щёлкает кнутом.
Боккерини напевает.
Хорошо, что он не знает,
Как всё сложится потом.

Нет у жизни цели кроме
Жизни, да и жизнь – не цель.
Спит в футляре на соломе
Новая виолончель.
Воздух полн мычаньем, лаем,
Звонким цокотом копыт.
Задевая тучку краем,
Солнце пышным караваем
Поднимается в зенит.

(2011)


ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ

Эйнштейн разрабатывал общую теорию поля.
Фрейд разрабатывал общую теорию пола.
Оба были достаточно знамениты.
Обоих интересовали естественные магниты –
Точнее: как устроено всеобщее притяжение.
У обоих было богатое воображение.

Лорд Байрон, в порывах волен, верил в литературу.
Лорд Кельвин, даже не болен, мерил температуру.
Оба были достаточно знамениты
И – каждый по-своему – имениты:
Байрон был лорд по рождению, Кельвин стал им за градус.
Непохожие наслаждения им доставляли радость.

Дарвин занимался воспроизводством и эволюцией.
Маркс занимался производством и революцией.
Оба были достаточно знамениты.
Рональд Рейган считал, что оба они бандиты.
Физиолог Павлов, который мучил собачек,
Отзывался о Марксе так же, а о Дарвине думал иначе.

Циолковский в своём уме бороздил космическую пустыню.
Мичурин, роясь в дерьме, растил землянику размером с дыню.
Волей Сталина оба сделались знамениты.
И были б давно забыты,
Когда б не вошли они в фавор у фольклора –
Арбитра истории, адвоката и прокурора.

Маршал Брежнев, поручик Ржевский, комдив Чапаев –
С целой армией адъютантов и раздолбаев –
Повсеместно чтимы и знамениты.
Их имена не сойдут с орбиты,
Потому что курирует это настоящий ариец –
(характер нордический, выдержанный) штандартенфюрер Штирлиц.

(2015)


* * *

Не помню, кто это выдумал,
Кому это принадлежит:
«Переноси, что выпало,
И делай, что надлежит».


Стоит зиме закончиться –
Щебечут вовсю дрозды.
И всё им чего-то хочется,
Чаще всего – еды.
И ищут дрозды исконное –
Искомое ими века:
Куколку насекомого,
Толстого червяка.

А ночью встаёт за окнами
Сияние фонаря.
Он всё освещает около,
Ни слова не говоря.
И светит всю ночь без устали,
Подобье малых планет...
Ни письменного, ни устного
Обоснованья нет.

А воздух, себя раскинувший
Повсюду, – какую цель
Преследует он, с настырностью
Влезая в любую щель?

А вакууму что чудится:
Плазма, фотоны, дым?
Сбудется? Если не сбудется –
Вовек ему быть пустым.
Пред кем он несёт ответственность,
Кому он даёт отчёт,
Томится ли бестелесностью,
Которая нас влечёт?

Что мнится отдельно взятому
Из электромагнитных полей
Кварку, нуклону, атому,
Доволен ли он своей
Невообразимой участью?
Страдает ли он, как я,
И тоже чему-нибудь учится
На опыте бытия,
И тоже должен без выбора,
Раз уж случилось жить,
Переносить, что выпало,
И делать, что надлежит?

(2015)


* * *

В мире всё неизменно, кроме списка убитых,
В каждой свежей газете – новые имена.
Жертва – в ответ на жертву. Поднаторев в гамбитах,
Гроссмейстер идёт в атаку. Воля его сильна.

Кроме скорбного перечня, в мире всё неизменно.
Философ читает истину в извилинах потолка,
Младенец лопает кашку, солдат стреляет с колена.
Гроссмейстер жертвует пешку. Воля его крепка.

Кроме списка расстрелянных, всё неизменно в мире.
Провозглашает пастор вечную благодать.
Мёрзнет незащищённая пешка на b4.
Гроссмейстер играет вдумчиво. Он может её отдать.

В мире всё... – но не надо навязчивого рефрена:
Такого списка убитых никто не ведёт давно,
Его никогда и не было! – в мире всё неизменно.
Гроссмейстер сыграл неточно, что было предрешено.

(2014)


* * *

Кончается август. Лету пора закрывать наряд.
Но пока – в восходящем тепле растворяется позолота,
И упорствует, стрелки стараясь перевести назад,
Ослепительно свежая зелень морского болота.

Цапля, весь рассвет простоявшая у воды
Обеспечивая рыбам благо естественного отбора,
Тяжело улетает, унося в желудке свои труды,
И при этом, наверное, думает: «Всё от Бога».

Утки, травоядность свою чувствуя как мораль,
Для которой у цапли нравственных сил никогда не хватит,
Всем семейством кайфуют, чуть подпортив горизонталь.
Гипотенуза луча, отражаясь, находит катет.

Что природа без нас? Без итожащего ума? –
Только скопище сущностей, жаждущих объяснения.
Весь пейзаж украшают вписанные дома,
Естественные, не выпирающие, как скромность гения.


Да, ещё остаётся время, но его – в обрез.
На лужайке, перед окнами соседней дачи,
Видавший виды, несколько выцветший флаг Ю-Эс
Напоминает о том, что возможны в жизни удачи.

(2014)


СНОВА У ОЗЕРА

Я боялся – не выдержу, думал – умру,
Ужасался: о Боже!
Как тогда, поутру. Как тогда, на ветру.
Нет, совсем не похоже.

Да, красивое зрелище. Да, водоём.
Да, при свете заката.
Жизнь бедна как художественный приём,
Но сюжетно – богата.

Жизнь смешна как метафора. В ней – никаких
Необычных сравнений.
Жизнь ничтожна как стих. Жизнь – от сих и до сих.
Нет, не мастер. Но гений.

Я нагнулся и камушек поднял. Спросил.
Не услышал ответа.
Жизнь случайней, чем я себе вообразил.
И спасибо за это.

(2014)


КАМНИ

Как восьмигранный шпиль над монолитным храмом,
Возносится луна над облачной грядой.
Проходят мысли чередой
Все – об одном, о том же самом.

Жизнь хочет объяснить себя себе самой
И всем своим виткам построить оправданье,
Своё уродливое зданье
Украсить яркой выдумкой живой.

Но камень – он упрям, он твёрдое созданье,
Его не повернёшь, не сдавишь, не спрямишь,
Он принимает лишь
Одно, исконное повествованье.

Не памяти пыльца, не разума камыш,
Не краски, не слова, не певчая халтура –
Но только камни хмуро
Хранят эпоху, их не убедишь.

Да здравствует архитектура!

(2011)


* * *

               Возможна ли женщине мёртвой хвала?
                                                            О. Мандельштам


Отложи свою боль до грядущих времён,
Дай ей вызреть, наполниться соком.
Тает в небе высоком осенний канон.
Погоди – о высоком.

Можно выстроить замок внутри головы,
Но увы! – ненадёжно строенье.
У пожухлой листвы, у подмёрзлой травы
Есть особое мненье.

От тяжёлой реки, от безлистых лесов
Отрывается холод бодрящий.
На пронзительный зов не накинешь засов,
Мир – один: настоящий.

Так возможна ли женщине мёртвой хвала?
Нет на это прямого ответа.
Чем чернее смола, чем свежее зола,
Тем страшнее – без света.

(2010)



Назад
Содержание
Дальше