КРЕЩАТЫЙ ЯР Выпуск 9


Виктор Ореханов
/ Москва /

Крымская Арамыка



Крымская Арамыка

На юге писать ошибка
в голове то пустой, то полной
мысли заезженной скрипка
Жрать и купаться. Только.

Крымских гор пенопласт
от ветра скрипит громко
Купальников странный фасон
«Стасик, имей совесть!».

Пионеры бросаются в море
с пристани, крики звонки
На нижней дуге прыжка
Стасик догонит Томку.

Ночью гормон злой
выспаться им не даст
Утром им свой чебурек
Татарин из будки продаст.

Гальки колючий край
птичьей сделал походку
колким танцем ключиц
к морю тянется тропка.

Что с морем? А с морем просто.
Ныряешь, – и нет ничего.
Зелень, жару, человеков, –
смыло все, как коросту.

В итоге: Как крымской собаке,
что родилась в Мае,
с Ноябрьской новостью снега
Нам юность вспомнится раем.


* * *

Осенью выйти на серый пляж,
Почувствовать ветра легкую блажь,
Раскинуть руки
и крикнуть
              вверх,
                      и наискосок немного
Самое громкое из имен бога.

И снега стена меня опрокинет
И душу в пространство гулкое ринет
Въедаясь в мозг, раздирая глазницы
холодной сталью сверкающей спицы

В свинцовый вал, рухнувшие птицы,
Не успеют долететь до юга.

Ты вспомнишь почти меня,
не меня, – так друга
и будешь искать горизонт, где круга
наших встреч с тобою разложена цепь
И где не можем мы друг без друга.

Но раньше неба, начавшего вечереть,
Ты перестанешь туда смотреть.
А я там лягу на камень серый,
щекой, что его холоднее.
Белый, залепит ресницы снег
Я себе напророчил вьюгу,

Усталые мысли пойдут по кругу
первых прощаний, последних встреч
С последней лишь мыслью смогу я
Тобой пренебречь.


Смерть. Кошка Феникс

Последнего прыжка небрежность
Как вспышка ярок был полет
Холодной точности расчет
Вдруг вызывает безмятежность.

Слились две яростные твари
в безумный судорог клубок
Койот, глядевший на восток,
Исход откуда знал заранее?

Ручей, мутнея, убегает
Койот, глядевший на восток,
кровавый, в черной шерсти рот,
о лапы долго вытирает.

Но судорог последних дрожь,
никак не можешь ты унять.
И вихри образов понять
еще стараешься, так что ж:

В последний раз ты вспомнишь мягкость
Своих прыжков, упругость лап.
И желтым глазом в темноте
опять сверкнет невероятность:

Ты знал всегда, что изнутри,
Как резкий шорох, как щекотка,
В тебе живет другого сорта
Душа в полуденной тени.

Она свободна выбрать тело,
в котором ты поймешь себя,
терзанья ночи, прелесть дня,
И сладкий яд преображенья
В того, кого ты знал всегда.

Последних судорог движение
В тебе, конечно, не замрет.
На пике нерва напряжения,
В тебе появится мой рот.

Его зажмет через минуту
Холодной тяжестью тисков,
вдоль появившихся висков,
Рожденья пресс, всей жизни путы.

И долго им ты будешь жить,
хоть нового преображения
в тебе сидит зерно сомнения,
одно способное любить.

И бесконечны изменения
Души на жизненном пути
И полного освобождения
Тебе, наверно, не найти.



Назад
Содержание
Дальше