ПОЭЗИЯ Выпуск 20


Борис ХЕРСОНСКИЙ
/ Одесса /

Из сборника

"Свиток"



* * *

Семь старцев медленно к Храму идут,
продвигаясь вдоль квартала блудниц,
мечтая остаться вдвоем хоть с одной
из сидящих на корточках
у лазов в свои дома.

Тщетно пытаясь освободиться от пут,
в корзине трепещут семь голубиц,
предназначенных в жертву. Зной
невыносимый, влажный,
сводящий с ума.

Проезжает конная статуя
с мускулистой рукой,
приветственно поднятой.
Многие падают ниц.

Небо намного тверже,
чем в День второй.

Перед Храмом толпится
разноязыкий сброд.
Слышится пенье левитов.
Резкие возгласы труб.
Чуть в стороне над кострами
кипят котлы
с жертвенным мясом.
Пляски вокруг котлов.
Один подымает лицо.
Боже, какой урод!
Другой ухмыляется.
Видно, что душегуб.
Это - Божий народ.
Бог достоин хвалы.
Бог услышит мольбу.
Не разбирая слов.
Всякая ложь
хранит отпечаток губ,
которые шевелились
и были теплы.

Голубиц обезглавят.
Старцы умрут в свой черед.

Здание будет разрушено.
Кроме одной стены.
Все дороги ведут в тупик.
Кроме одной стези.
Девственниц обесчестят.
Праведников убьют.
Нечестивцев усадят
за праздничные столы.

Говорят, что у нас и волосы
на голове сочтены.
Но враг оседлает нас
и прикажет - вези!
Куда - известно.
В мир, где блудят и пьют.
Где кровью полощут рот
и мочою моют полы.

Птицы в клювах растащат
имя моей страны.
Тысячу лет не вспомнят
о том, что свершилось тут.

Бог нашу боль хранит.
Все, до последней слезы.


* * *

Святая земля состоит из святых
вещей, перемолотых в пыль,
замешанную на жирной
смазке греха.
По этой тропе ковыляет
судьба живых,
калека, опирающийся на костыль,
из которого сыплется труха.

Трудно поверить, что это -
истинный путь.
Глубже вдыхай
полуденный зной, настой
ладана, предательства, клеветы,
и немного воздуха, чтоб дотянуть
до прохлады и темноты
и услышать крик часовых, и шаги
за городской стеной.

Жизнь прочна и надежна. Враги
покуда на подступах.
Подступы укреплены,
ложь и насилие ходят дозором
вдоль городской стены,
взгляд старца,
встречаясь со взором блудницы,
загорается. Белые голубицы
зарезаны и сожжены
на алтарях столицы,
во славу добродетельной
и премудрой жены.


* * *

И чего ты хотела, произнося
имя мое, плотно губы сомкнув,
выдувая проклятия,
как изделия - стеклодув.
От ладони моей отстраняясь вся,
уклоняясь от ложа,
выжидая пока
семя не выдою
собственною рукой.
Превращаясь то в мальчика,
то в старика,
я уже не помню, кто я такой.

Оно и лучше.
Человек по природе - тлен.
Растлевает и тлеет,
о прочем - лучше молчать.
Мужчина вернется в прах,
но из праха член,
что каменное надгробье
будет торчать.

Лишь размноженье
способно смерть побороть.
Лучше бы вымерли души,
но оставались тела.
Крайнюю плоть
во младенчестве взял Господь.
Остальное было твоим,
но ты - не брала.

Я иду вдоль стены,
иногда опираясь рукой
о горячие камни,
если шатает вбок.
Толпа во врата
впадает пестрой рекой.
Там, за стеной,
говорят, обитает Бог.

Там, за стеной,
на меня наденут ефод
и драгоценный нагрудник.
Выйдя во двор,
я раздвигаю пальцы,
благословляя народ.
Ты стоишь средь толпы.
И я опускаю взор.


* * *

На плоскую крышу дома
жертвенный свет луны
ложится. Он наполняет собою двор,
серебрит без того
серебристые кроны древ.
Лежу, запрокинув голову к небесам.

Небеса начинают вращаться.
Они вольны
делать, что им угодно.
Они омрачают взор
слишком внимательный.
Они отверзают зев,
бездну, которой Всевышний
страшится сам.

Выпирают, клубясь,
деревья из-за оград.
Вспоминают дороги тех,
кто ушел вчера.
Тяжкий жар вожделения
опускается в пах.
Минута - и тело
охватывает дрожь.

Глиняный град
ступенями сходит в ад.
Над ним нависает
Храмовая гора.
Мир преисподней
страшен на первых порах.
Звездное небо лжет.
И я повторяю ложь.



Назад
Содержание
Дальше