Муха

1. ПРЕЛЮДИЯ

Разговаривали; дхвани-раса, Индия-Китай. Фомичев ушел, прилетела шальная муха. Скакала по комнате, верещала. Все потрогала, собралась жить.

Я закатал газету, выдохнул и д-дал ей по затылку. Она и язык вытаращила.

2. ТЕТРАДИ АРДЫБАНЦЕВА

Ардыбанцев, профессор, смелая научная гипотеза. Оригинальная. Оппозиция, козни, завкафедрой и приспешники, лица скользкие.

Паша, способный студент, рубашка с коротким рукавом, лицо доверчивое, а глаза умные. Вхож к Ардыбанцевым, влюблен в Зою. У Зои, боже мой, боже мой, воротничок и косички, очки круглые.

Сюсюгин, доцент-карьерист, вхож к Ардыбанцевым, автомашина “Победа”, волосы на пробор, блестят.

Речка вихлявая, клен, скамейка, Паша говорит убежденно, огненно. Зоя не верит. Эх, Зоя. Разрыв. Доцент Сюсюгин увозит ее на автомашине, удаляясь. Ресторан, певица с родинкой, рюмки граненые, красное вино и как же, как же, графинчик с водочкой. Зоя смеется.

Увы: тетради Ардыбанцева похищены. Это же Сюсюгин. Благородный Ардыбанцев умирает.

...В знойных песках Кургы-Бышала ползет Павел. Пить. Пить. Пески знойные, пить нечего. Неминуемая гибель. Но в полевой сумке, там... Надо ползти. Силы на исходе, сил нет. Кто это? Зоя. Зоячка! Бежит в босоножках, платье развевается. Паша! Зоя! Паша! Зоя! Обнимаются. А что в сумке? Тетради? Паша! Зоя! Авиаторы в шлемах машут весело, но с достоинством. На горизонте, сверкая, растет новый город. Смуглые пашкины руки держат тетради.

Тетради Ардыбанцева.

3. СУДЬБА ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ

Петр - возвращается с фронта. Идет мимо, видит, прачка. Спрашивает, где тут жилье можно. Ну и полюбил солдатским сердцем. А у прачки - малютка и муж, Федор, что ли? Тоже с фронта. Но пораньше пришел и трактор чинит - руки золотые. А человек недобрый. Видит Петр, такое дело, забрал семью и уехал в Москву. Федор-муж сжал бледными пальцами тяжелый пистолет и кричит про Петра: застрелю ее насмерть, гадину вонючую. Недобрый человек. Петр - тот нет. Петр изобрел что-то металлургическое, а к нему брат подмазался и министром стал. Петр не обиделся, а рассуждает так: мне на себя наплювать, лишь бы стране польза.

Прачкина малютка - Маратик - превратилась в рослого парня. Пришел парень к художнице. Время было трудное, мастерская у нее не большая. Художница лицо нарисовала, говорит Марату: гляди, какое лицо, видишь, какое лицо? (Дальше идет постельная сцена, ее можно целиком не показывать). Утром художница говорит: прощай навсегда. Марат уходит, оборачивается, делает быстрый шаг навстречу, опускает голову, уходит снова.

Сложное было время, а тут у прачки еще малютка выскочила. Девочка, Саня. Умница, в школу пошла, окончила с двумя золотыми, а в институт стала, оценку ей - не ту. (Видно, что-то не чисто.) Петр - к ректору: девочке-Сане не ту оценку! Они склоняются над черновиком, щурят глаза, шевелят губами. Потом помирились, и Петр пошел домой. Тем временем прачка защитила кандидатскую, а Марат бросил институт и уехал обогащать Нечерноземье. Вот он приехал, но уехал снова: нашел свое дело и жить иначе - не хочет. Да и не может жить иначе.

Ах да: перед тем, как уехать, пришел Марат к художнице. Художница пьет огромную бутыль и плачет: дура-я-дура. Брат-министр тоже все понял, тоже пьет, но слов не разобрать - на том конце трещит. А медики обнаружили у Федора болезнь. Да Федор и сам знает: жить ему - не долго. Зимним вечером повстречал Петр Федора, сидят в кафе. Федор, худой и скорбный, сверху шапка, произносит вслух: прости, Петр.

А заканчивается так: лежат они все на поляне, кусают цыпленка табака и думают о разном. Только Федора с ними нету. Умер Федор. Скончался.

4. ФИЛОСОФСКИЕ АСПЕКТЫ В ПРОИЗВЕДЕНИИ АЛ. ТОЛСТОГО

В каморке папы Карло был холст. На холсте был огонь. На огне был котел.

Холст настоящий, остальное - иллюзия.

Буратино был деревянен, рассуждал традиционно: ему нужен котел. Здоровое желание, всем нужен котел.

Когда Буратино основательнее сунет нос, за холстом дверь. Там другая жизнь. (Лучше или хуже?)

Может, и лучше, только другая.

Эту историю описал Ал. Толстой. У Карло Коллоди про холст ничего не было.

5. ДРЕССИРОВАННЫЙ КИТАЕЦ

Дрессированный китаец прокалывает кругленький камень и высасывает его до скорлупы. Это не все. Внутри он оставляет гаечку, и если потрясти - барахтается. Но и это не чудо света. Это просто так.

А в последнее воскресенье весеннего месяца, когда утренний воздух прохладен, асфальт сух, а небо еще не освоило цвет, на тротуаре уже существуют люди. Это женщины. Когда их впустят в угловой дом, они схватят помаду и нарисуют знаки любви. И уж лето в разгаре, а всяческие люди ходят и ходят по тротуарам проспекта, высматривают какую-нибудь особь, разнополые. Высмотрев какую-нибудь особь, они щурятся и выдумывают неприличное. Но вот приходит осень, и на темнеющей остановке на ул. Кр. Курсанта остается последний курсант. Кр - курсант? Он хочет трамвая, но не себе, а девушке с косой. Она как умирающая птица; она и глаз печальный прислонила к его груди. Курсант, слегка обняв, думает о своем, курсантском, ибо вот-вот, за углом, на белом ремне - водящий. Такая игра: патруль.

Увез трамвай птицу. Болтая туловищем, он увез ее куда-то на свалку - умирать. Курсант повернулся на левой ноге и убежал восвояси. Курсант Смрв! - скажет младший сержант Гонца и будет по-своему прав. А в казарме пахнет гуталином, и, если за синими окнами случится дождь, прибавится неописуемый запах шинелей. Нормальный запах, даже хороший запах, но - неописуемый. А если, как пьяный дятел, упасть и воткнуться лицом в пол, то пол пахнет мастикой. Но нет, не пахнет. Потому что, если ты пьян как дятел, то спи, курсант, спи. И нечего тут думать.

6. ПИСЬМО

...смотреть на вещи сверху, логики нет. Например.

По Московскому шоссе в город Ленина едут столько-то а/машин; столько же а/машин, по шоссе, из Его же города едут противоположно.

Где она, логика? Смысл - где? Нетути.

...и ушел, негнущийся, в ресторанный загон. Там, в проходе, фигурирует официантка в черном, 35 лет. Со спины смотреть - грязная, но молодая. Спереди - наоборот, не молодая. В среднем, 35. Шахтеры Донбасса, демобилизованный Васильев, кто еще цеплялся за это грустноватое белье? Лицо ее, серое от никотина, будит порочное воображение. И чтобы в подсобке, среди куриных голов.

Официантка улыбалась. Дружески, как умела. Можно сказать, обреченно. Мне женщин жаль. Какие-то они... что ли.

...девались? На трассах только курортные люди: беременные мужчины, в ботинках блистающих, гражданки на мощных ногах - прически каштановые, рты у них красные. Еще бесполые в тренировочных костюмах с коленками. Белку с руки кормят, говорят: какая прелесть. Один товарищ говорит: Паганини это скрипач такой, дьявол музыки. Другой слушает и удивляется. Со всех уголков собрались, слет, наверное.

...сок пью ткемалевый. Что за ткемаль такая? Пью. Он сладкий, и сердце болит. Сукины черти: весь город облицевали, дома высокие. Ничего не узнать. Знакомых лиц нет. Есть застекленные: Евгений Моргунов, еще с волосиками тонкими, и киргиз в звании майора, круглая жена ухо на погон клонит. И еще кривая надпись, большая, на желтой трансформаторной будке: Гарик и Маняша. Столько лет они выстояли. Спасибо вам, Гарик с Маняшей. Хоть так.

Вечером, в полной темноте ходят группы. 10 гражданок-каштанок обнимают мужичка незаметного и народную песню поют. Споют, похихикают дискретно и дальше.

А что дальше, если - тупик. Над ними - дневными и в ночи - болтается рок, хлопает по макушкам. Не понимая в чем дело, улыбаются, для пущего веселья говорят: драндулет. Но - тоска. От тоски, от тоски неосознанной идут они в парикмахерскую или взвешиваются в пальто. Они обречены: у них короткие тупые пальцы; плохо кокетничая, они произносят вежливое “кушать”, а это глагол анфилад, лакеев (белых и прямых). Не дождались те - в бакенбардах - светлых дней октября. Кто-кто переживет ФЕВРАЛЬ?

...сказал, что у меня длинные ножки. У меня длинных ножек лет 15 не было. С ним надо ухо востро. Говорит, штангой занимался. Какой штангой, у него рост два метра. И тридцать высокопоставленных братьев. Как из сказки. Осэтын. Возраст с сединой, электронный физик. По утрам, как барабанщик, над затылком резинкой хлопает. Причесывается. Не доверяю я ему что-то.

Если вернусь, каштан подарю. Орехопад сейчас, вполне интересно. Идешь - хлоп - жаба с дерева, выглядит оскорбительно, но из нее каштан. Отполированный, однако.

...места посетил. Сколько тебе тогда? 14? 15? Кошмар.

Хожу, цифры оплакиваю, а сосед про собаку говорит; чтобы легкими выздороветь, надо собаку съесть. Сварить, покрупнее, и съесть. А я смотрю, сколько они тут понастроили, и думаю, зачем мы дожили до сегодняшних дней.

7. ВЕЛИКИЙ

(Седьмая глава “ВЕЛИКИЙ” была опубликована отдельным рассказом в “Крещатике” № 1/2000.)

* * *

У Бориса Останина задрипанный портфель. Борис застегнул портфель и сообщил: к следующему разу реферат на тему - любовь, эротика и секс в поэзии.

Пожалуйста.

8. РЕФЕРАТ

Кама сутра: влечение душ, влечение умов, влечение тел.

Мы пойдем другим путем. От обратного.

Итак, секс в поэзии. Бог с ней, с поэзией. Секс.

Рисуем: энергия, сила. Изобретательность, но конкретность обозначений. Девушка в лифте на одной ноге: только туфли и только плащ. Ночной парк: только туфли. Секс это глупости и грубости. Никаких слов. За улыбку - до свиданья. Это блестящая спина и синяки от пальцев, липкий живот и безымянная царапина. Это рука, заломленная за спину. Для чего? Бог знает. Секс это бицепсы. Ц и П. Вот. Ряд есть. Остается ритм. Да, тот самый. Ямб.

............................

Что там дальше? Влечение умов. Хорошо, эротика.

Строка длиннее, а движения музыкальнее; игра во взгляды и вообще - игра. Пластика пластилина, разговоры о разном губами Джоконды. Что? - Возможно. (Бровью): неужели? Ну разумеется, разумеется.

Это кофе в тонком фарфоре, коньяк. (Коньяк - так, атрибут). Можно - бутон розы. Эротика - это мягкое Л. Цвет тоже - лиловый. Влажные губы расслаблены, промелькнул кончик языка - невзначай. Все - невзначай. Поцелуй через одежды. Весь ритуал обоюдный и чуть затянутый, равенство в проявлениях. Нарочитый интерес к посторонним частям тела. Лак на продолговатых ногтях, цепочку можно не снимать.

............................

Любовь.

Здесь самая главная путаница. Дар Божий? Наверное. Но дар-то в радость? Тартар.

Бойтесь даров дорийцев, они еще спросят.

Влечение душ? Читай: ...полна лишь скорбями скорбей.

Вот таких душ.

Как дважды два, как Дарий - перс, перст - ваш дар. А скольких рикошетом? Дети шекспировы - ? Кто любил Ливеркюна? Кого любил Ливеркюн. Гибель да гибель. Не для человеков штучки. Осколок каких-то войн: можно ходить хорошей походкой. Только странные собаки будут заглядывать в глаза. Ходи походкой. На сальность реагируй подходящим лицом, чтобы не обнаружить болезненное. Все просто - катализатор. И все механизмы - на ладони, наблюдатель.

Именно: наблюдатель.

Дрянь эротика, если - дар.

Куда уж женщина, если - ужас.

Какие фантазии, если - фатализм.

Но как же, как же? вот еще расческа, не остыл еще почерк, считай! Нет, - фантом. Эти шаги не по лестнице, - в измерении: уже пометили, все.

Просветлел от перста? И не - перспектив? Не дури с даром. Давай думать. Подойди к зеркалу. Потом, через время. Теперь понятно? Теперь никому. Да и - пустое. Ходи походкой, узник иллюзий. Но и с ними - бери нежней - бережней. Ибо раз! - разбилось. Очнешься перед будильником: что ж это я, Господи, и - зачем? Но вопрос уже так, реплика.

9. ЯН ВАН ХЕЙСУМ

Эрмитаж, Ян ван Хейсум, 60х80, цветы и фрукты. Изображено: цветы и фрукты, листья разнообразные, виноград, муха. Муха. Ладно, если стрекоза или птичка-невеличка. Не эстетично ведь - муха. Значит: шаталась праздно, а он ее - и нарисовал. Теперь сидит, Цокотуха, в веках, живая-живая, а не знает, что уж мертвая. Посмотреть ей подольше в глаза, как ухмылка странная: мильоны мух, этих янов ванов, кончились в прах, а сомневаются. Вопрос: чего ж им надо? Что есть это сомнение, и сомневались ли тогда? Что так отчаянно барах-тались в красках? Кого обманывали? Ну соберут в братскую кучку, поставят сверху музей из паркета. Ерунда обычная, но уж произошел хитрый фокус. Ибо - отчего так рыдает сердце над ягодкой, что вспомнило? Ибо - еще улыбается лицо любимое и молодое. Ибо муха еще обнюхивает виноград, и кто из них реальная? Та, в 1723-м прожившая мелко, и сожрал коршун, плюс мальчик любознательный развинтил, а вот и мальчик, ах Господи, собаку любит; мама постирает что-то и ругает: где такую привел; а тот уж машину-автомобиль накопил и раздавил ее, собаку то есть. Еще вышел и на крыло смотрел. Окрылился мальчик. А девушка вошла с задней площадки, на щеках пятна - не румянец, нервное. Рядом гад веселый, спинжак рослый, кепка и чуб, пальцы в письменах, писатель. Еще рядом - не писатель, некто, потертый, размер карманный, да и возраст. Не племянница им никакая, в сторону смотрит. Только пятна. Хорошая девушка, в смысле стоит закрепощенно и одежда обычная. Лет 17. И лицо хорошее: примерное поведение, тройки по физике. Открылась дверь в летнюю черноту, и ушли втроем.

В черноту, Хейсум.