| ПОЭЗИЯ | Выпуск 24 |
|
1 Призрак разрушенного собора держит небо на трех золотых крестах. Четырехслойные звуки хора стоят на своих местах. Благослови, душе, во гробе зряще, Господи, воззвах к тебе - блажен муж. В небе ни облачка, и слепящее солнце сияет из черных луж. Глаз не поднять. Впереди - мельтешение. Оттепель - обманка посреди зимы. Богу во славу, родителям во утешение, себе на погибель выросли мы. Плечи расправили, души расплавили, дар отцовский растратили до гроша. Никто не скажет - ошиблись, правы ли, ни одна живая душа. 2 Хорошая рифма - гроб и сугроб. Что кровь и любовь. Но встречается реже. Бумажный венчик, холодный лоб, молитва - в руке. Явление: те же и неизвестность. Идет на крыльцо, косясь на венок, прислоненный к стенке. Ветер срывается, морща лицо, как на сдуваемой пенке по поверхности горячего молока - мне мерещатся издалека пахнущий карболкой школьный буфет, синий в царапинку пластик стола. Щербленное блюдце, обертки конфет, белковая пастила. Тихоня-калитка, железный засов, судьба отчизны на чаше весов, будильник на семь часов. Рифленый сапог, зеленый погон, добряк-прокурор, суровый закон, портреты - со всех сторон. Подробности жизни, которой предел положен позавчера. Во дворе десяток подвижных тел, недвижное - вон со двора. За что горел - за то и потух. И тащит душу добрый пастух, как ягненка сквозь темный лес. По снегу бежит безголовый петух, что горлу - процессии наперерез. 3 Саночки, саночки, по снегу хруп-хруп. Малого мальчика в санках везут. Валенки, шарфик, цигейка - тулуп, в детский сад, что на страшный суд. Овчинка-спинка, сдвинулась вбок ушанка, промерзший слюнявый шнурок: бантик, двойной узелок. Он видит лишь спину перед собой, крест-накрест перетянутую платком, да еще стоит на углу седой инвалид с фанерным лотком. На лотке - шарики, цветная фольга, на резинке: дернешь - и прыг! Скок! На запад идет живая нога, культяпка - назад, на восток. Саночки, саночки по снегу скрипят, кошечки, кошечки на душе скребут. Справочку, справочку печатью скрепят. А ты не махай - не тебя гребут. Ты молча стой, или волком вой, стучи культяпкой по мостовой, тряси седой головой. 4 Засунем сосульку поглубже в рот: крутое детское порно. Иней на створках чугунных ворот. Собака лает задорно. На тротуаре раскатан лед черною полосою. Скользит, чертыхаясь, прохожий люд. Водку в авоське несет инвалид, сверточек с колбасою. Колокольчик бренчит - привезли керосин. Вывозят мусор - заскрежетала лопата. Ведрами папа и сын уголь несут из подвала. Порядок растопки - газетный ком, лучина, дрова. Когда разгорится, подсыплем угля железным совком. Дверца чугунная затворится. Упрись ладонями в кафель. Тепло перерастает в жар, обжигая. У печки от обуви натекло. Лампочка светит, мигая. Через два часа выгребаем золу. Крупинки черные въелись в кожу. Войду в прошедшее. Сяду в углу, здешних жильцов не тревожа. 5 Не понимаю, как это мы остались среди зимы. Среди ушедших времен, знамен, среди враждебных племен. Среди покосившихся старых домов, среди поврежденных умов. В промерзшем, загаженном парадняке на ледяном сквозняке. Сидим с врагами за общим столом. И им, и нам - поделом. Даем прикурить. Бережет ладонь слабосильный, нервный огонь. Смеемся, пока ледяной узор не покроет наш общий позор. 6 Что ты глядишь, ведь тебя уже нет в этом мире несколько лет. Рассеянный зимний свет. Вчера два года, сегодня - пять, послезавтра - не сосчитать... Вечность приходит, как тать... Вот, старик у письменного стола, говорит: "У нее в расстройстве дела с тех пор как она умерла. Всюду - груды одежды, пыль по углам, На полках разложен ненужный хлам. Кто скажет, что делать нам?" "Не выбрасывай лампочку! На нее натянем носок, и затеем шитье - штопку на все житье. В стопку сложим белье. Потом мастикой натрем полы, растянем простыни за углы, покуда руки теплы. Мыло - на терку, заварен крахмал. Ты еще слишком мал". 7 Лапкой заячьей золотую фольгу кладут на белый левкас. Словно отклик солнечный на снегу - Матерь Божья, молись за нас теперь и в последний час. Затвердевшее тело вбок повело, где совести быть - чернеет дупло, просвети, там станет светло. Кистью беличьей выбелена плавь, штрихи в уголках глаз. Богородица, не оставь, благодатная, молись за нас, теперь и в последний час. Слой олифы, венец, оклад, не грусти, все пойдет на лад, все пойдет на лад, все пойдут в барак, там скрежет зубов и мрак. Заточку в тряпочке - под матрас. Матерь Божья, молись за нас, теперь и в последний час. Тьму сечет прожектор во всю длину. Чешет на ночь пятки петух пахану. А под утро - то ли пахан храпит, то ли смертно петух хрипит. Выхода нет. Есть подкоп и лаз. Расшалились мы... Глаз за нами да глас: Матерь Божья, молись за нас теперь и в последний час... 8 В последние годы боюсь зимы. Думаю - пережить не смогу рано наваливающейся тьмы, свиста в ушах. На каждом шагу окурки, стынущие плевки, снeга белесые островки под буроватой присыпкой песка. Смерзшаяся тоска. Я ношу свой страх под пальтецом, прижав ладонью, чтоб не обронить. Смотрюсь в витрины. С таким лицом старухи слюнявят нить. Как будто хочу дыханья тепло протащить сквозь ушкo декабря, но пальцы судорогой свело. Манекены глядят сквозь стекло, ни слова не говоря. |
|
|
|