Погиб поэт Дмитрий Авалиани. 1938 - 2003.

Невосполнимая потеря для поэзии.

Не знаю, следует ли вспоминать сегодня о частных проявлениях его поэтического дара, который, несомненно, можно отнести к области чудес природы и к самым высоким, удивительным проявлениям человеческого - в языке, в письме, в букве.

Сергей Бирюков писал: "Дмитрий Авалиани - поэт, обладающий двойным зрение и двойным слухом. Слово прослушивается ом от "до" до "си". Каждый звук материализуется в букву. Азбуку, графику буквы Авалиани воспринимает как Данное, как вызревшее в этом языке".

Мастер палиндрома, анаграммы, тавтограммы, изобретатель "листовертней" - единственной в своем роде формы представления поэтических сообщений. Людмила Зубова показала "листовертни" как неизвестный прежде способ преодоления границы между жизнью и искусством: "В таких изображениях не обозначены знаки препинания, но, переворачивая лист или поворачивая голову, читатель сам делает мощную запятую рукой, книгой или головой. Таким образом, знак осуществляется телодвижением".

Судьбе было угодно поставить точку в земной жизни Авалиани в ночь на 24 декабря стремительно уходящего 2003-го года...

Нелепая и мгновенная гибель под колесами автомашины.

Некоторые из его панторимов (стихов, где "рифмуется" каждая буква, а "различание" осуществляется лишь на границах слов) читаются отныне как пророческие:

Почему-то приходит в голову, что Авалиани близок Андрею Платонову - не формально, а по сути. Кажется, он был одним из немногих, кто понимал что и зачем делал Платонов...

Поэт, мудрец, книгочей, "письменник", "буквенник". Волшебник.

Врач?

Врач. Во всех смыслах, от "до" до "си". Так одинокий лицедей Велимир Хлебников

...Лечить можно и смехом:

...И еще вспоминается листовертень: ЧЕЛОВЕК. А перевернешь: НЕ ПОМЕР. И не веришь своим глазам...

...И еще - палиндром: НЕЧЕ ВЫТЬ - ТЫ ВЕЧЕН.

...И ещё, просто так, неизвестно почему - не о смерти, о любви:

...В Новосибирске говорят, что панторим

возник после знакомства с Анатолием Маковским. Возможно, это легенда. А что не легенда? Эти стихи - нерукотворный памятник всем поэтам, которым, как известно, немного и надо: краюшку хлеба и каплю молока...

Чтобы писать так, как писал Авалиани - озарениями, когда речь становится осмысленной сплошь и до конца, как в обмороке - кажется, нужно совершить невозможное, как Мюнхгаузен, когда вытащил себя за волосы из болота: научиться видеть и слышать весь язык, сразу, одновременно. Приближаясь к этой черте, перед словом обычно останавливаются, ибо тут оно кажет поэту убийственный лик Горгоны. Но если довелось выжить и не сойти с ума, можно не писать романов, повестей, трагедий в пяти актах - достаточно трех слов. Их и в самом деле можно повторять вечно, справа налево и слева направо, осознавая и - переставая осознавать:

Слова как слова. Всего лишь. И звон вокруг...

О таких, каким был Авалиани, сказала Елизавета Мнацаканова: "...Любить буквы? Разве это возможно? О, да, есть люди, для которых только это и возможно, для которых любовь к буквам есть единственная возможность жизни. Но любовь к буквам имеет множество замечательных свойств. Любовь к буквам рождает любовь ко всему остальному. Любовь к буквам дарит власть над временем".

Без Авалиани язык неполный, стих неполный, неполный и народ.

Вдвойне горько, что мы не умели это ценить и осознать, пока Поэт был с нами...

Трагически закончилась жизнь уникального человека, поэта, первооткрывателя особого жанра в словесном искусстве. Интерес к работам Дмитрия Авалиани вызывает настоятельную потребность осмыслить их значение.

Дмитрий Авалиани давно должен был стать знаменитым. Но, то ли по скромности автора, не делавшего себе рекламу и редко выступавшего, то ли из-за того, что публикация его замечательного изобретения - листовертней - была технически затруднена, с работами Дмитрия Авалиани знакомо не так уж и много читателей. В основном, этого автора знают некоторые литераторы и филологи, изучающие современный авангард. Между тем, во всех жанрах, к которым прикасался Авалиани, он был исключительно талантлив - и в традиционной лирике, и в составлении палиндромов, и в самых разнообразных экспериментах со словом.

Виртуозность авангардных текстов Авалиани во многом определяется его умением писать внятные стихи:

Словесные игры, шутки, фокусы с пространственным перемещением нарисованного слова оказывались удивительно содержательными и естественными текстами, как будто эта невероятная эксцентрика слова организована самим языком. Действительно, Авалиани находил в языке такие точки, в которых слово проявляло свойства, не известные до этих экспериментов. При этом игровые ходы становились способом осмысленного высказывания, например, палиндром "дорого небо, да надобен огород", гетерограмма (текст с перераспределением словоразделов) "не бомжи вы - небом живы". Если перевернуть книжную закладку со словом "опечатки", читается текст "мы не в раю", а имя автора в разных начертаниях становится заглавиями книг.

В листовертнях Дмитрия Авалиани воплощено древнейшее и универсальное для народной культуры представление о магической действенности переворачивания. В приметах и обрядах опрокидывание предмета, чтение "наоборот", обратный счет - код общения с потусторонним миром, ключ к инобытию, в котором проявляется сущность явлений. У Авалиани Гамлет предстает Йориком, Гулливер лилипутом, неразрывные пары образуют Моцарт и Сальери, Авель и Каин, друг и враг. Часто разными прочтениями одного и того же слова при его переворачивании организованы рифмованные, ритмизованные, метафорические тексты со своим сюжетом, драматургией, публицистикой, лирикой. Так, 58 разных начертаний слова "Петербург", сгруппированных в столбики по четыре и по два рисунка, создают словесный образ города, возникший из истории, культуры, мифологии, например, в строфах: "слякоть мгла литература государева культура", "комедианты костюмеры гувернеры кавалеры" "маузеры револьверы грабят суки маловеры".

Конечно, большое значение в осмыслении текстов имеет семиотика зеркала, особенно горизонтального, водного (что особенно значимо в "Петербургском тексте"), или зеркала волшебного - не копирующего, а преображающего видимость в сущность.

В книжках для детей отгадки к загадкам часто печатаются в перевернутом изображении. Воспроизводя эту структуру, тексты Авалиани и воспринимаются как загадки с отгадками ("кто ты - я червь", "кто ты - я точка").

Листовертни Авалиани так поражают воображение еще и потому, что они имеют природную основу: на сетчатке глаза предмет отображается в перевернутом виде. Химики, биологи, физики отмечают, что противоположным образом ориентированные структуры например, кристаллы винной кислоты, молекулы аминокислот витамина С, обращенные аналоги никотина не повторяют свойств исходных структур. Опыты с измененным отражением известны в живописи - в эмблематических натюрмортах "Vanitas", распространенных в XVI-XVII веках, в работах Сальватора Дали (например, "Лебеди, отраженные в слонах"). Важно, что Авалиани нашел способ воплотить всё это в слове.

Опыты Авалиани имеют большое значение для психолингвистики и семиотики, в частности, для теории восприятия знака. Что в начертании буквы является обязательным для ее распознавания, что избыточным или случайным, где пределы ее изобразительного варьирования, узнаём ли мы слово, последовательно читая буквы, или узнаём буквы, увидев слово целиком (как в неразборчивом почерке)?

Демонстрирование и анализ листовертней Авалиани в цикле лекций о языке поэзии вызывает живейший эмоциональный отклик зрителей и слушателей, но они часто спрашивают, какое отношение такие эксперименты имеют к поэзии. Вероятно, самое прямое: высказывание организовано таким образом, что максимум информации передается минимальными средствами, при этом само переворачивание предстает поэтическим тропом, оно задает сигнал перехода к иносказанию, перетолкованию. Графическая форма высказывания часто бывает изобразительно адекватна его содержанию, знак полисемичен. Авангардизм Авалиани органично включает в себя и традиционную поэтику: во многих листовертнях читается ритмизованный текст с рифмами ("север юг запад восток - надоел пустой восторг"), звукописью ("сальто ласточки - и аромат амура"), с отсылкой к культурному контексту ("дар напрасный - заканчивается").

В листовертнях очевидно такое общее свойство поэзии, как нелинейная организация высказывания. Но главное, что убеждает в поэтической сущности этих текстов - естественное единство эмоции и мысли, преобразование формальных элементов в содержательные. Вероятно, сомнение в принадлежности листовертней к поэзии обусловлено теми их свойствами, которые выходят за пределы словесности - не только в визуальное искусство (визуальная поэзия известна со времен античности, особенно интенсивно она развивалась литературой барокко), но и в моторику движений. Однако, распространяясь на новые территории или приобретая дополнительные свойства, поэзия не перестает быть поэзией.

У листовертней есть своя философия: Авалиани привлекает внимание к относительности различий между верхом и низом, главным и второстепенным, к взаимообратимости известного и сообщаемого (на синтаксическом уровне это порядок слов, и актуальное членение предложения).

Соединение словесного искусства с визуальным и кинетическим имеет глубокое основание в древнейшем синкретизме воплощений творческого акта. Таким образом, авангардная поэтика Дмитрия Авалиани вырастает из традиционной культуры, объединяя уникально новое с архаическим, укорененным в сознании человека, и это тоже имеет прямое отношение к поэзии.

Примечательно, что созданы такие листовертни могли быть только рукописным способом или на компьютере. То есть даже техническое воплощение слова, перемещаемого в пространстве, оказывается либо сугубо архаическим, либо сугубо современным. Машинопись и типографский набор невозможны.

Очень вероятно, что в изобретении Дмитрия Авалиани могут открыться и новые, неожиданные смыслы. Как сказано в одном из палиндромов Авалиани, "дивит нас антивид".