Людмила КОЛЬ

Посвящаю БИО

...Не ошибается ли тот,
кто воображает, что
чувства умирают и рождаются
вновь? Возникнув, они живут
вечно в глубине нашего
сердца. Они дремлют и
пробуждаются вновь
по воле случая...

О. Бальзак,
«Тридцатилетняя женщина»

Она узнала о том, что его больше нет, по телефону. Ей сказали, что он умер и что это случилось два месяца назад. Она не поняла и попросила повторить. Там еще что-то говорили. Но она только сказала:

Она сидела, подперев голову кулаком. Просто сидела и смотрела в одну точку перед собой. В этой точке деревья расходились и виднелся кусочек неба. Она тупо смотрела на этот ярко-голубой солнечный клочок и ни о чем не думала. Она очень хотела, чтобы ей было все равно... Потом ее охватила ужасная усталость. Она пошла в спальню и легла.

Было светло и радостно вокруг, и утро было для нее таким удачным: она наконец продала свою первую картину и о ее выставке была большая статья. Поэтому и позвонила его знакомым, чтобы сообщить об этом. Собственно, позвонила из-за него, в надежде, что он каким-то образом узнает. Это было так важно для нее. Всю жизнь заниматься совсем не тем, не относящимся к ее картинам, обнаружить через двадцать лет, что призвание совсем в другом, и вот – успех!

Ей хотелось, чтобы он тоже порадовался за нее... И опоздала...

Свой номер телефона она не давала его знакомым – не хотела, чтобы он узнал его. Так было лучше. Но сама иногда звонила им. Он тоже звонил ее знакомым и тоже не сообщал им свой номер телефона.

Она вошла в кабинет к директору утром – она тогда только поступила в фирму – и сразу увидела его. Он стоял к ней вполоборота и о чем-то говорил с начальством. Когда она вошла, он повернул голову и посмотрел на нее исподлобья, совсем не дружелюбно, маленькими, серыми, цепкими глазами: это что за пигалица? «А это еще что за Винни-Пух, – удивилась она, – такой необъятный?» И тоже взглянула исподлобья быстро и неприветливо. И как огнем прошлись по нему ее глаза – черные, блестящие, умные и колючие.

Их познакомили, и они вышли из кабинета вместе. Вместе дошли до лифта, спустились вниз, вместе вышли из здания...

Вот и все. Такой маленький кусочек они прошли вместе. И всего-то сказали несколько ничего не значащих фраз...

Потом... Потом, собственно, ничего и не было. Просто она приходила на работу утром и садилась к компьютеру, и ухо ее слышало неслышные шаги по ковру в коридоре... Нет, она спиной чувствовала движение воздуха сзади... Нет, опять не то, она внутри ощущала приближение его тела... Нет, неправда! Разве это можно выразить? Она оборачивалась ровно в ту секунду, когда он одним глазом заглядывал к ней в комнату.

Господи! Какой же некрасивый он был! Толстый, и старый, и лысый! Да нет, не старый. Просто она была слишком молодая. Да нет, не молодая, просто выглядела молодой. Какая же она молодая? Ведь не двадцать пять, а тридцать семь уже. А он почти на десять лет старше. А казалась девочкой совсем – тоненькой стройной девочкой. И когда стояла рядом с ним – это было как дуб и березка. А ей нравилось...

На одной фотографии, которую сделали во время какого-то вечера, они так и вышли вместе. Она отрезала свою часть – не любила фотографироваться, считала себя нефотогеничной, а его портрет повесила в комнате напротив входной двери. И теперь всякий раз, когда он появлялся, озорно блестела глазами и, лукаво показывая на фотографию, говорила:

Просто каждый день он видел ее, а она видела его. Они разговаривали. О делах. И спорили иногда. Иногда ходили вместе обедать. Иногда он подвозил ее на машине. Они бывали вместе на презентациях, кофе-брейках. Она всегда была занята, а он стоял где-нибудь у стены. И через море тел и голов она чувствовала его взгляд. Оборачивалась – и видела его глаза, которые выхватывали ее из толпы...

Но он был несчастный паук... И она летела к нему, его мотылек... Он разглядывал ее лицо: ее искрящиеся глаза, губы, мелкие, частые и очень белые зубы, которые постоянно открывались в улыбке... Он каждый раз любовался им, как будто видел впервые. Ее лицо было как река, в которую нельзя войти дважды...

А у нее, когда он смотрел, по спине змейкой от затылка до кончиков пальцев пробегал электрический ток.

– Ты всегда только смеешься? – спросил он как-то.

Они оба смеялись над жизнью. Она – весело, он – иронически...

У него в кабинете стояла на полке фотография мальчика лет десяти. Хорошенький, глаза огромные, голубые, губы надутые, взлохмаченный вихор на лбу... Она думала, что сын.

– Это сын одной знакомой женщины, – сказал он, глядя в окно.

Какая же жизнь у него была, что так его изменила!

Как-то у нее заболел зуб. Она сидела и не соображала, на какую клавишу нажимать пальцем. Он повез ее к своему зубному.

– Ей нужно держать ноги, чтобы она не дрыгалась, – сказал врач. – Анестезии она не хочет.

Она ощутила его прикосновение и затихла и больше ничего не чувствовала – только мягкое тепло, которое легло ей на щиколотки...

Впрочем, у него была своя жизнь, о которой она не знала ничего. У нее – своя, о которой он не знал ничего. У него – семья, у нее – семья. Вот и все...

Один раз она взяла отгул и не вышла на работу. Иногда хочется побыть в тишине, когда дома никого нет. Он позвонил ей и спросил:

Она так и открыла – в домашнем костюме. Он стоял на пороге, смотрел на ее бледное лицо и странно улыбался. Она тоже улыбнулась ему и сказала:

Но он не двигался – только смотрел на нее и, наконец, как-то сгорбившись, вдруг пошел вниз по лестнице.

Она закрыла дверь и, прислонившись к ней, долго стояла в оцепенении.

Однажды... Это было так много времени спустя... Она решила тогда менять место работы и в тот же день объявила об этом.

Он пришел к ней в кабинет, когда она собиралась домой и одевалась перед зеркалом. Подошел к столу, встал к ней спиной.

– Ты обязательно должен сообщить мне об этом? – насмешливо глянув в его сторону, спросила она.

Он повернулся к ней, и вдруг она с ужасом увидела, что по щеке его катится слеза. Слеза медленно скатывалась и наконец упала темной каплей на рубашку. Он подошел к ней и как-то совсем неумело и неуклюже обхватил ее. «А где же у него сердце в таком большом животе помещается?» – подумала она и тоже неловко закинула руки ему за шею и совсем глупо сказала:

– Ты дурачок... дурачок... – и улыбнулась сквозь слезы.

Он ушел. А она поехала домой одна и дома ничего не могла делать.

Она пробегала мимо его двери и пряталась у себя в комнате. А он перестал выходить из кабинета...

Он позвонил ей по внутреннему телефону. Это был день ее рождения. Он ничего не сказал – только назвал ее по имени и замолчал. Так называл ее только он... Она закрыла трубку рукой, чтобы он не слышал, как она дышит, и сидела не двигаясь. Потом пошла к нему. И когда вошла и села напротив, он, как всегда неуклюже, вытащил из шкафа огромный букет роз. Ох, какие красивые они были! Ее любимый цвет: розовато-кремовые. Откуда он узнал, что это ее любимый цвет? Нет, он не знал. Просто это был его любимый цвет...

Она ушла, а цветы остались лежать у него на столе...

Она написала ему письмо. Сумасшедшее, нежное письмо. Она хотела согреть его, перелить в него все тепло и всю нежность, которые копились у нее всю жизнь...

Потом... Они поехали на машине далеко за город.

Он молчал, и она тоже. Ей нужно было совсем в другую сторону. Но когда он тронулся, она не сказала ничего. Наконец он где-то остановил машину, и они просто сидели. Была ранняя, слякотная весна. Снаружи моросило, и окна запотели. Она пальцем написала на стекле неприличное слово и засмеялась. А он сказал:

Она уткнулась куда-то в воротник его пальто, и ее нос щекотал ему ухо. Ее губы бормотали что-то бессвязное и нежное. А его губы улыбались им навстречу, ловили их и шептали что-то непонятное и ласковое...

– Это пройдет, – сказал он. – Это должно пройти.

– Я не хочу, чтобы это проходило, – сказала она.

– Пройдет... Потом пройдет – все ведь проходит, – словно убеждая кого-то, сказал он.

И с тех пор она ждала, когда это должно произойти... Вот уже десять лет... Это так долго и так мало... «Неужели уже десять лет?» – подумалось ей сейчас.

Она пошла в ванную и включила горячий душ. Старалась согреть тело, а мурашки выступали и выступали...

Она ушла из фирмы. И больше его не было рядом. Один раз она позвонила ему, и он сказал, что много работает и занят. И больше она уже никогда не звонила. Один раз он позвонил ей. Она сказала:

Но в трубке было напряженное молчание. Он просто хотел услышать ее голос. Она повторила несколько раз медленно:

– Алло!.. Алло!.. – и больше ничего не добавила.

Потом услышала, как трубку на другом конце провода положили на рычаг, и в ней раздались короткие гудки...

Все-таки они встретились... Это было через два года... Он остался один в квартире и неожиданно позвонил ей. Она ничего не сказала и не спросила – просто через десять минут выпрыгнула из такси и попала в его объятия. Было лето и в девять часов вечера совсем светло. Они сумасшедше целовались тут же, на улице, на углу какого-то дома. И мальчишки, которые курили на задворках универсама, с нахальным любопытством и насмешкой наблюдали за ними.

Потом сидели на кухне, и он смотрел, как она, забравшись с ногами на деревянную скамью, пила маленькими глотками вино, отстраняла бокал, улыбалась ему и снова пила... Ей было ужасно хорошо и хотелось, чтобы так продолжалось всегда.

Может быть, нужно, чтобы только раз в жизни?..

Она знала, что он болел. Только не думала, что это случится так быстро. Сначала отказала одна почка, потом другая... Можно было сделать операцию, а он сказал, что молодым они нужнее, чем ему...

Господи! Как же он мучился! И никого не было рядом, чтобы успокоить его огромное больное тело... Не было ее рук...

Когда-то он рассказывал ей о себе – она хотела знать о нем все.

Он родился, чтобы тут же родить к себе ненависть той, которая только что произвела его на свет. Она даже не захотела взглянуть и сразу от него отказалась. Но не отдала в детский дом, а сдала дедушке и бабушке, а сама уехала. Он ее никогда в детстве не видел. Даже не знал, что она существует. И потом не простил ей этого – того, что его не хотели, что он был лишний здесь... Он всегда ощущал себя здесь чужим и ненужным. И так и не нашел себе места... Ах, если бы знать, как встречать входящего в мир! Если бы знать... Но это узнаешь много позже... Или не узнаешь никогда?..

– А где этот поселок, где вы жили? – спросила она.

– А вот, посмотри: вокруг скалы, ни дороги, ни жилья – только вдоль моря узкая полоска домов.

– Так там же ужасно было, наверно: скучно и одиноко?

– Да нет, не скучно. Хорошо было!.. В четыре часа утра вставали – дедушка всегда будил, а бабушка готовила завтрак, начинали работать... Давно это было...

Ей хотелось туда, в эту человеческую пустыню, где были бы только Он и Она, их плечи рядом, и перед ними расстилалось бы безмолвие Природы...

Что она делала в тот день, когда это произошло? О, она отлично помнила!

Это была очередная годовщина ее свадьбы. День был такой же солнечный, как сегодня. И она чувствовала себя вполне счастливой. В вазе стояли ее любимые цветы. Ей купили ее любимые конфеты и еще большой-большой и красивый подарок... Она чувствовала себя вполне счастливой в тот день. Пожалуй, как никогда. Она не думала о том, чего у нее нет. Она думала о том, что у нее есть.

А его тогда уже больше не было... А она жила так, как будто он был. Она ведь не знала... Впрочем, кто сказал, что со смертью это кончается?.. Но раньше он был где-то, и каждую минуту она ощущала его каждой клеточкой своего организма. Разве не приходила ей в голову мысль, что когда-нибудь она вновь впорхнет в него маленькой хрупкой пичужкой? Она знала, что это невозможно («обстоятельства сильнее нас» – сказано ведь не только ради красивой фразы), но думала... Разве все, что бы она ни делала, она делала не для него? И если порыться в тайнике, куда она не пускала даже самое себя, разве ее картины, которые она писала все эти годы, были написаны не для него?

Может быть, она хотела и без него смеяться, как смеялась раньше? Она так и написала свой портрет: радостной, смеющейся, подхваченной ветром, с влажными губами и растрепанными волосами, летящей навстречу кому-то...

Она всегда хотела иметь ребенка от него. Она представляла, как его малыш – обязательно мальчик – бежит ей навстречу и протягивает ручки, а она ловит его и прижимает к себе, и почти осязаемо ощущала счастье.

Однажды, когда она еще работала в фирме, они поссорились из-за какой-то ерунды. Она не находила себе места. В Новый год позвонила ему и, не дав опомниться, выпалила:

Он всегда так называл ее: «Моя девушка». Она тогда не представляла, как она может жить без него. А теперь она жила без него уже десять лет...

Когда-то, в ее детстве – ей было тогда шестнадцать лет – она пришла домой из школы. Бабушка закрылась в ванной и долго-долго что-то делала там. Ей сказали, что умер ее дед. Она не видела его никогда. Только знала, что он был где-то. Бабушка развелась с ним давно по каким-то причинам. Потом вышла замуж еще раз. А когда дед умер, плакала. Долго-долго. Одна. Запершись в ванной. И никому ничего не сказала. Просто плакала...

Она думала сейчас о том, как теперь все стало бессмысленно и ненужно. Ее картины, ее успех, ее все еще молодость, ее мечты...

Разве можно было теперь двигаться, говорить, улыбаться, чего-то хотеть, куда-то бежать, чему-то радоваться или огорчаться, смотреть на себя в зеркало и думать: «Ну, как я сегодня выгляжу?». Покупать красивые платья... А вчера она примеряла в магазине шляпу... еще только вчера... Разве хоть что-нибудь имело теперь значение для нее?

Телефон зазвонил как раз в ту минуту, когда она выключила душ.

Она подошла. Сняла трубку. Ровным, спокойным, как всегда, голосом сказала, что скоро будет.

Она открыла шкаф. Тщательно выбрала костюм. Красиво уложила волосы. Подвела глаза, чтобы не казались такими уставшими. Накрасила губы. Подошла к зеркалу и критически оглядела себя со всех сторон. Подумала: «Все в порядке». Потом спустилась твердым шагом по лестнице и вышла туда, где весело плясало солнце...

Маленькая новелла ни о чем