ПОЭЗИЯ | Выпуск 34 |
Закатные стансы Пусть в замысле стихотворенья, где я тебе муж и любовник, с медовой травою забвенья сплетается белый шиповник, и в желтых камнях ежевика прядет кружева вожделений, и эхо блаженного крика живет в сопряженье мгновений. Мне нынче хватает бессмертья шмеля, стрекозы и цикады, чтоб молча исчислить столетья заросших развалин Эллады, где зелень замлела от счастья в сцепленьях взаимной неволи, где нет у любви сладострастья, – лишь светлый покой после боли. Под скалами – берег лекалом, и море в сверкающих искрах к отвесным ласкается скалам, и свет откровений, неистов, дух ядом целебным врачуя, нисходит в цветы молочая, божественной жизни не чуя, божественной смерти не чая... Заходится сердце от боли. Душа цепенеет от страха. Я только усилием воли себя отличаю от праха, но дух воскресает от страсти в просторах звенящих бессмертий, где шмель бередит ради сласти разверстые язвы соцветий. Так пусть же под вечер продлится жизнь с вечной горчинкою горя, пусть воздух, как ангел, струится над чувственным золотом моря, покамест в стрекочущем зное со счастьем сплетаются страхи, и солнце мерцает двойное в печальных зрачках черепахи. 14 ноября 2005, Казань Ратники Ввысь – по небесной стерне, по бездорожью... Сын мой погиб на войне вымысла с ложью. Был он печальник войны, павший до срока среди своих – без вины и без упрека. Вот и возносится он в звездах просторов выше всех ваших знамен, воплей, укоров, над золоченой главой слезного храма, где не избудет живой грязи и срама. ...Огненный перистый свей, пламень закатный... Это всё наших кровей, друг невозвратный! Эта горючая даль – наша до муки... Боже, да разве не жаль в правдах разлуки осиротевшей земли, жизни пропащей, где-то в щемящей дали мироточащей... Ввысь – по горящей стерне, неопалимо... Сколько их, в этой войне павших незримо! Боже, хоть ты сохрани, к свету да примут! Сраму не имут они, сраму не имут. Ноябрь 2005, Лондон * * * Сын мой – свет березовый, ливень грозовой! Я еще не бронзовый, я еще живой. Я еще не каменный с треснутым крылом: страшной болью памятной помню о былом. Было – по-над пропастью порывался выспрь, и кормилось совестью пламя Божьих искр, но отныне, в ярости растеряв броню, горе паче радости в памяти храню. Было – в смертной скудости выстраданных сил радости и мудрости я себе просил. Что ж, смятенный, бросовый, плачу над тобой, сын мой – свет березовый, ливень грозовой... Октябрь-ноябрь 2005, Лондон |
|
|
|