ПЕРЕВОДЫ Выпуск 38



Елена СЛЕПЦОВА-КУОРСУННААХ



О стихах Елены Слепцовой-Куорсуннаах

Давно уже я не читал стихов, написанных с такой обжигающей страстностью и такой глубокой и неподдельной болью за свой народ, как у Елены Слепцовой-Куорсуннаах. Да что там – «написанных»! Скорее уж – выкрикнутых!.. «Нам дал повеление сам Чингисхан – вести сквозь столетья родов караван!» – так, перекликаясь с идеей знаменитого романа Народного писателя Якутии Николая Лугинова «По велению Чингисхана», формулирует поэтесса свое понимание бытия народа Саха в параметрах истории и вечности. Стихотворение, из которого взяты эти строки, называется «Родословная народа Саха» – это, на мой взгляд, одно из самых ее жестких и даже отчасти жестоковатых стихотворений, которое, вместе с тем, как никакое другое, раскрывает перед нами душу поэтессы и помогает понять глубинные истоки той боли за якутский народ, которая является едва ли не основным творческим импульсом ее творчества. С такой болью за народ сегодня пишет, пожалуй, только Валентин Распутин, только его рассказы и повести посвящены проблемам сохранения русского народа, а стихи Елены Слепцовой-Куорсуннаах адресованы якутам. «Я ветвь из рода боронг-саха», – конкретизирует она тот социально-родовой круг, от имени которого и для которого она ведет свою поэтическую исповедь. «Боронг» – в переводе с якутского языка означает «темно-серый цвет», и этот эпитет характеризует собой не только изможденный заботами и болезнями цвет человеческого лица или блеклость выцветшей под дождями, снегами и бурями ветхой одежды, но и вообще – житейскую обездоленность, бедность и нескончаемые превратности судьбы.

Для большинства из тех, кто живет сегодня в европейской части России и, особенно, в Москве, жизнь в Республике Саха (Якутия) ассоциируется в первую очередь с валяющимися прямо под ногами россыпями алмазов и падающими с деревьев прямо на плечи прохожих песцами и соболями. Однако жизнь там полна своих довольно тяжело решаемых проблем и трудностей, на которые накладываются еще и суровейшие природно-климатические условия. Но и сюда, в эти естественно-заповедные места уже прорывается западная масскультура, уже протягивает свою хищную лапу международный глобализм, стирающий всякую национальную самобытность и национальную культуру, и стремящийся превратить людей любой расы и любой национальности в безлико-однотипных потребителей соевых гамбургеров, батончиков «Сникерс» и фильмов про Терминатора.

Противостоять всему этому можно только тогда, когда в душе имеется твердая духовно-культурная основа, о которую, как о крепостные стены, будут разбиваться любые информационно-пропагандистские атаки глобализма. А если такой основы в народе нет? Если язык предков, который как раз и несет в себе программу исторического бытия народа в истории и вечности, оказался почти забытым и сегодня еще только возвращается в культуру и жизнь своего народа, если родительская вера отодвинулась на второй план, а место национальной культуры заняли всевозможные телевизионные шоу развлекательного и, в большинстве случаев, если не полупорнографического, то очень низкого по уровню своей культуры и откровенно пошлого характера?.. Тогда на помощь народу должны прийти его лучшие поэты, которые своим словом напомнят ему о тех свершениях и подвигах, которыми прославили себя в истории их предки, создавая великую национальную государственность, духовность и культуру.

И еще одна немаловажная особенность поэзии Елены Слепцовой-Куорсуннаах. Будучи насквозь пронизанными глубокой исторической образностью и деталями прошлого, ее стихи в то же время являются необычайно остросовременными и близкими именно сегодняшнему читателю, жителю Республики Саха (Якутия) XXI века и всем нам – гражданам огромной Российской Федерации, на протяжении многих столетий объединяемых великим русским языком и сотворяемой с его помощью поэзией. Сегодня в это животворящее море российской поэзии вливаются также стихи якутской поэтессы Елены Слепцовой-Куорсуннаах – и этот ручеек, как мне кажется, вполне способен обогатить своим незамутненным потоком застоявшиеся воды российской поэзии.

Николай Переяслов



Родословная народа Саха

С древнейших времен в наших жилах текла
горячая тюркская кровь, что влекла
нас в степи бескрайние – кости ломать
всем тем, кто топтал нашу Родину-мать.

В народе якутском и малый, и стар
был духом сильнее проклятий татар.
Нам дал повеление сам Чингисхан –
вести сквозь столетья родов караван!

Мы резали жилы и рвали кадык
народам, что в нас не признали владык.
Никто нам не мог быть преградой: нас – тьмы!
И черная кровь нам пьянила умы.

Копытами в землю, как в бубен, стуча,
военные кличи до неба крича,
мы мчались по миру лавиной сплошной
с культурой богаче, чем царской мошной.

Мы пили свободу, как пьют молоко,
слагая бессмертную песнь Олонхо,
оставлен наш след среди камня и мха –
вот срез родословной народа Саха!..


Из рода боронг-саха

Я ветвь из рода боронг-сах?.
Моя одежда – бобров меха,
что стольких предков собою грела
да за столетья вконец истлела.

Я ветвь из рода боронг-саха,
что остается без языка.
Мое жилище гниет, ветшая.
А здесь жила ведь семья большая!

Я ветвь из рода боронг-саха,
чья слава прошлая – высока.
Здесь конь мой верный взлетал к звезде!
(Теперь – и кости, не знаю, где…)

Я ветвь из рода боронг-саха,
о нем мне душу гнетет тоска.
О нем мне слезы глаза прожгли –
неужто сроки его прошли?..


Сон

Приходит ночь
и с ней приходит сон,
и в странный узел
мысли заплетает.
С каких созвездий
к нам нисходит он?
Кто нам виденья эти
посылает?
Мы днем сильны.
В нас дышат ум и мощь.
Иной, играя, лошадь поднимает.
Но лишь на землю прилетает ночь –
как сон наш мир мгновенно подменяет.

Идут на нас видения волной.
Чужая жизнь вползает в наши души.
Ночь растворяет опыт наш дневной,
чтоб наши мысли стали непослушны.

Что есть наш сон – космическая тьма?
Что есть наш сон – изнанка нашей жизни?
Что есть наш сон – смущение ума?
Что есть наш сон – тревога по Отчизне?..

Мне никогда сей тайны не узнать.
И, мучась в ней, как в бесконечном иге,
я каждый вечер буду припадать
к загадке сна –
как к не прочтенной книге.


Весенний ветер

Вот и настала
для вольного ветра пора!
Тесно ему сквозняком пробираться по дырам.
Крылья его молодые гуляют над миром,
старую зиму стараясь прогнать со двора.

В шею ее!
Пусть на север свой дальний идет!
В шею гони ее вон с разухабистым свистом!
Пусть, словно ведьма, уносится сквозь дымоход
и исчезает в тумане холодном и мглистом.

Ты ж, озоруя, промчись через стылую рань –
где-то за ней заплутала весна в косогорах.
Ты, как лошадку, ее углядев, зааркань
да поскорей приведи ее в наши просторы.

Вот она, рядом уж – ветер стал нежен и свеж,
солнца лучи, словно косы льняные, повисли,
воздух – как хлеб, хоть бери, на куски его режь,
и все светлее душа,
и все радостней мысли…


Однажды ночью

В поту холодном вскинулась в ночи:
«О, сердце, сердце, тише, не стучи!..» –
едва поймала крик свой на губах.
Душа – в смятенье.
Вижу дрожь в руках.

Сижу в постели.
Темнота кругом.
В глазах стоит испуг.
А в горле – ком.
Свой сон понять пытаюсь я с трудом.
Я увидала в нем родимый дом.

Стою я рядом, на клочке земли,
а надо мною – тучи-корабли.
Одна из них – черна, как черный вождь,
спустилась ниже – и ударил дождь.

Он черным был.
Он напугал меня.
Он заслонил собой все краски дня.
И, все сковав во мгле, из черных туч
вдруг выпал бубен – грозен и могуч.

Под черный дождь тот бубен поднырнул –
и мир наполнил страшный гром и гул,
на этот гул мой встрепенулся взор –
и мне открылся времени простор.

И мне открылась в небе без труда
моих погибших предков череда –
они к костру сходились все гурьбой
и в нем искали что-то пред собой.

Мне любопытно стало, и сквозь страх
я потянулась к пламени костра,
чтобы увидеть, что там в нем лежит,
что так погибших предков ворожит.

Но в это время лопнул звуков вал
и тот огромный бубен разорвал
круг темной кожи – озеру сродни,
что натянули боги в оны дни.

И черный глаз закрыл весь небосвод.
А вслед за ним – возник огромный рот.
И странный хохот оглушил меня,
и чей-то голос прозвучал, звеня:

«Ну, что ты бьешься?
Что ты рвешься в высь?
Все небо – в дырах.
Так остановись!
Ты видишь этот черно-водный дождь?
Он всех найдет!
И ты в нем – пропадешь!

Одно спасенье – быстрым ветром стать
и книгу дней назад перелистать,
помочь погибшим в мире не бродить,
всех не пришедших в белый свет – родить…»

И голос – смолк.
И все сошло на нет.
И надо мной разлился тихий свет.
И сна остатки смыло белым днем…
Так почему ж я думаю о нем?..


Я вернусь

Я еще раз вернусь в этот мир,
чтоб, пройдя сквозь кровавые роды,
сочинить о Земле новый миф,
что собою возвысит народы.

Я еще раз явлюсь в этот свет,
в струях ливня запев, словно песня,
чтобы сблизить закат и рассвет
и долины поднять к поднебесью.

Я шагну в затухающий день,
чтобы боль, что засела в народе,
отвести от него, словно тень,
и наметить дорогу –
к свободе…

Перевод Николая Переяслова



Назад
Содержание
Дальше