ПОЭЗИЯ | Выпуск 48 |
Колодец Где-то светит мой месяц. Где-то ветер уносит Уходящее имя С этих губ ненасытных. Позови меня тихо, Еле слышно, лишь дрогнет Серебро паутины В свежескошенном стоге. И с вечерней звездою Свет прольётся в колодец И по влажному срубу Проиграет свой танец. В приглушённом сознанье Звуки словно зависли... В грациозном качанье Два ведра с коромыслом. Венеция «Венеция венецианкой Бросалась с набережных вплавь» Б. Пастернак Венеция, я восхищён! И без тире и междометий Здесь гениально завершён Рисунок нескольких столетий. Изобретение Дожата[1]. Каприз судьбы, ума изыск. Соперник римскому собрату. И мелочен здесь детский писк. Здесь так бесстыдна нагота. И торжествуют базилики. Со стен глядят святые лики, И святотатствует толпа. Венеция в воде по пояс: Недолговечно ремесло. Гребец, лениво в волнах роясь, Вращает медленно весло. Из века в век. На свет из мрака Гондолы путь под сводом арок. Над площадью Святого Марка Взлетает стая голубей, Свободе радуясь своей. Но здесь, из камеры свинцовой Сластолюбивый Казанова Вписал язвительное слово В историю людских страстей, Играя правдой без затей. Что слово!? Звук его немеет. Слова – песок. Их ветр развеет. Истомлена морскою качкой, Забросив юбки за бедро, Венеция роскошной прачкой Полощет ветхое бельё. Коричневый странник «Вы поблекли. Я странник коричневый весь»[2]. Даже память о прежних свиданьях истлела. Но нежданно вдруг что-то забытое здесь заставляет меня оглянуться несмело. Проезжая ваш ветхий, заброшенный дом в дребезжащем на стыках, старинном трамвае, в горле чувствую ком, тот горячечный ком. Почему – я не знаю, не знаю, не знаю. Я иду средь отчаянно юной толпы. Ветром невским, холодным простужен. Я заброшен сюда не капризом судьбы, Но уже никому здесь не нужен. Канул сон. Фиолетовый сон. Вы опять предо мной в бледно-розовом платье. Я дарю нерасцветший пиона бутон Торопливым и горьким объятьям. Вы поблекли. Я странник коричневый весь. Я странник коричневый весь. Севанский монастырь На краю земли, где горы Чешут гривы облакам, Смотрит в даль с глухим укором Бесприютный храм. Серо небо. Серый камень И холодный луч. И глубокий стылый пламень У подножья круч. Как слеза прозрачны воды. Слёз своих не прячь. Видно здесь собрали годы Весь сиротский плач. Слышишь – жаркий вдовий шёпот, Плат – узлом концы. И по плитам тонкий цокот Жертвенной овцы. Всё – как прежде. Всё – приметы. Всем открыт ветрам, На скале стоит раздетый, Бесприютный храм. |
[1] (Вернуться) Дожат – совет дожей.
[2] (Вернуться) Леонид Мартынов
|
|
|