ПЕРЕВОДЫ | Выпуск 75 |
Мордехай Цви Мане / 1859–1886 / МОЙ ИДЕАЛ 1 Солнце к западу склонило Огненное лоно; Озарило светом алым Дали небосклона. Мир в покое. Не услышишь Шума до рассвета; На пригорке, в отдаленье – Там приют поэта. Как ты мил, расцвет весенний! Голос мой немеет; Он твоё великолепье Выразить не смеет. Но весна душе надежду Возвратит – и с нею Голос мой, забыв печали, Зазвучит сильнее. 2 Мир в покое до рассвета. Кажется – не дышит; Но крыла внезапный трепет Чутко ухо слышит. Это аист надо мною, Белизной сверкая, Взмыл в простор и путь свой чертит, Небо рассекая. Ах, и мне б такие крылья И стремленье птичье! Полетел бы прочь, срывая Рабское обличье! И в полях моей отчизны, Ветром исцелённый, Стал бы петь, как пел Галеви У руин Сиона. Где ты, где, земля святая? Сердце искры мечет; Душу грустную и тело Твой бальзам излечит. И блаженство и отраду Силою целебной Наконец-то мне подарит Воздух твой волшебный… В золотых лучах рассвета Заблестели росы; Вышли рано земледельцы С песней на покосы. Собирает рог пастуший С водопоя стадо; И напев невесты юной Слышится из сада. На заре и я бы вышел С пахарями в поле; Затянул бы с ними песню, Позабыл о боли. Позабыл бы скорбь, увидев Свет надежды милой, И вернул бы ликованье И былую силу. Чтоб тебя, земля святая, Воспевать до гроба! Так пускай же к возрожденью Мы воспрянем оба! Ури Цви Гринберг / 1896–1981 / ЧУДО РАССВЕТА Сияла заря золотая на лицах детей, которых мне Бог подарил – и на страже стояла олива. В шкафу, где пророков и гениев книги и книги Завета, я выбрал одну – и была среди мудрости всей мне присланным кем-то она лучом искажённого света. Отцы прямодушные наши тома этих книг Чужими считали всегда за лукавый язык, за пёстрое их многословье, а те, кто их пишет – бедны: клюют с чужеземного поля, и ангелы им не видны. Но первенец мой, сын Завета, пришёл на рассвете и встал, от книги меня отделив – и глазами сияя меж книгой и мною, промолвил: «Смотри!» – и смотрел я, и в сердце сказал: «Так Милость Небесная светится голубизною!» Сам ростом в два локтя, но выше колонны любой, вошёл, как Божественный гость, и отец мой святой стоял у него за спиной. И всё искривлённое, скверное всё, плоды винограда чужого и все иноверные нравы, поникло, как флаг побеждённых, как будто с рассветным лучом пришёл ко мне в Ерушалаим отец мой живой, и на нём шёлк белых субботних одежд, а не саван чужбины кровавый. |
|
|
|